«На День воли собирали людей по домам в 7 утра, против около 40 задержанных возбудили уголовки»

По данным правозащитного центра “Весна”, на День Воли 25 марта по всей Беларуси задержали около 250 человек. 30-летняя минчанка Наталья (имя изменено в целях ее безопасности) — одна из них. Девушку задержали превентивно — в 7 часов утра, как и многих в тот день. Но на Окрестина ее поместили в рамках уголовного дела по статье 342 Уголовного кодекса. Наталья была вынуждена уехать от преследования из Беларуси. Девушка рассказала «Весне» о своем задержании, об условиях содержания в ИВС на Окрестина, о приходе мужа-милиционера потерпевшей в камеру к задержанным и другое.

Фото коллажа: AP / East News

 "Мне кажется, что меня нашли по системе распознавания лиц"

"За мной пришли 25 марта в День воли в 7 утра домой с обыском. Это были три сотрудника в штатском милиции в масках. Тогда на протяжении трех дней в 7 утра забирали по домам людей. Как сказала мой адвокат, тогда около против 40 задержанных возбудили уголовки. Я слышала, как сотрудники жаловались, что у них мало выходных. Прихода милиции я совершенно не ожидала: я вечером собиралась идти «гулять». Конечно, я знала, что рано или поздно за мной придут, но не по такому поводу. Я участвовала во всех Маршах, дворовых активностях, распространяла печатную продукцию — проявляла активность так, как только можно было ее проявлять, но пришли за мной за комментарий в телеграме, который я не писала.

Когда ко мне пришли с обыском, мне сразу не сказали, за что меня забирают. Лишь сказали: «Ты знаешь, за что». Потом мне все же показали скрин распечатки, где был написан не мой никнейм в телеграме и чат, в который я никогда не заходила даже. Комментарии были оставлены еще в ноябре. Кто-то взял мою фотографию из инстаграма и использовал ее в качестве аватарки в телеграме. С этого акаунта писали в комментариях угрозы сотрудникам милиции. Мне кажется, что меня нашли по системе распознавания лиц. Хоть мне в Следственном комитете сказали, что нашли по телефону, который привязан к акаунту. Но это невозможно, потому что мой телеграм привязан к номеру моего друга.

"Из пакета с разноцветными ленточками достали только белые и красные, и сказали, что это атрибутика"

Во время обыска у меня забрали протестную символику, технику, даже фотоаппараты без флешек (сказали, что найдут там что-то и не имеют право его остаивть). Из пакета с разноцветными ленточками, с которыми я иногда занимаюсь рукоделием, достали только белые и красные ленточки. Сказали, что это атрибутика. Очень тщательно изучали мои книги и много распечаток по SMM.

Я сразу поняла, что домой я не вернусь, я оделась потеплее. Сразу меня отвезли в РУВД, где со мной провели мини-допрос. Сказали признаться, что это я написала комментарий. Когда я отрицала это, то спросили, на скольких Маршах я была. В РУВД расспрашивали, кто из родных и знакомых также участвует в протестах. Когда я сказала, что я одна участвую, то они спросили на это: «Так что, муж у тебя нормальный?» Угрожали, что если бы у меня была уже статья по ст. 23.34 КоАП, то меня уже бы не выпустили.

“О, народная статья! Змагары, значит"

Затем меня завезли в Следственный комитет. Там мы несколько часов в машине ждали очередь. На допросе я бы не сказала, что следователь давила, но она пыталась меня вывести на разговор без адвоката. В какой-то момент я повелась и разблокировала телефон, чтобы показать, что это не мой никнейм в телеграме, комментарий от которого мне пытались вменить. По ней было видно, что она очень удивилась. Она даже не знала, что со мной делать. На допросе спрашивали про соседей, про людей, которые были на моих фотографиях с БЧБ-символикой. После допроса с адвокатом она говорила, что, возможно, отпустит меня домой. Я этому не верила. Но она позвала сотрудников милиции, которые меня привезли и ждали, и сказала им подождать, она постарается сделать так, чтобы меня отпустили домой. Но главный следователь сказал, что поеду я на Окрестина. «Поедешь выспишься на три дня», — сказала мне в СК.

Сразу меня обратно завезли в РУВД, там было спокойно, но безумно холодно. В камере я была одна. Пугало то, что будет дальше. Время тянулось очень долго. Когда меня выводили в очередной раз сдавать отпечатки пальцев, я даже радовалась этому. Хоть был глоток "свежего воздуха". Но поздно вечером меня приехали забирать сотрудники и тут все изменилось. Сразу у меня спросили статью, когда я говорила, что 342-ая, то они сразу отвечали: “О, народная статья! Змагары, значит", хоть сразу была я одна. Перевозили на Окрестина нас в автозаке. В “стакане” автозака нас было четыре, одна из них была не по политической статье. По городу по РУВД мы собирали людей часа два. По приезду на часа четыре меня и еще троих женщин поместили в «стакан» на Окрестина. Мы опускались на дно «стакана» по очереди , чтобы хоть немного отдохнуть и, если получится, поспать. Как я видела, отношение к задержанным по наркотической или алкогольной статье было лучше, чем к нам.

"Закрыть окно мы смогли только на вторые сутки, когда нам принесли ложки"

Сотрудники изолятора спрашивали: «Зачем ты это делала?» Они искренне не понимали, потому что у меня хорошая зарплата и высшее образование. Когда я говорила, что моя зарплата выше их в раза три, то они очень удивлялись. У одной девочки было неоконченное высшее, на что ей сказали, что она хотела изменить в стране, если она даже не смогла получить высшее образование. Давили морально. Меня тяжело зацепить, а вот девочки плакали. Им было обидно, что к ним так относятся.

Ночью нас привели в пятиместную камеру — этот момент мы ждали целый день. Ночью туда привели шестую женщину, она спала на лавке. Там было очень холодно, потому что было открыто окно. Закрыть окно мы смогли только на вторые сутки, когда нам принесли ложки и мы смогли просунуть их через решетку. Подушек, матрацев, одеял не было — сказали, что нам не положено. Мы просили потом много раз принести хоть что-то.  Нам отвечали, что сейчас попробуют решить вопрос, но, конечно, не решили. Ночью всегда проходили осмотры — очень громко открывали «кормушку», чтобы мы просыпались. В камере почти свет не выключали. С туалетной бумагой тоже были проблемы: в начале было полрулона, а потом уже выдавали частями. Сказали: " Понимаем,  что вы девочки, но давайте экономить". 

"Больше всего меня зацепило, как они относились к тем, кто нас любит"

Наша камера была возле поста, и, когда звонил телефон, то мы слышали все, что там происходит. Когда звонили родственники задержанных в поисках своих родных, то они или специально не снимали телефон, то говорили, что у них их нет. Один раз я услышала свою фамилию — сотрудники ИВС ответили по телефону, что у них такой нет. Даже моей подруге, которая лично приехала под Окрестина и звонила в звонок, сказали, что меня нет у них. Больше всего меня зацепило не плохое обращение с нами, а как они относились к тем, кто нас любит. Но мы держались, старались не грустить. Мы представляли, что мы будем делать, если нас посадят, или если нас выпустят. Если бы не было так холодно, то было бы весело. И иногда и было весело, ведь рядом были прекрасные люди. Помню, как через решетку мы нюхали воздух: в субботу где-то неподалеку топили баню и мы нюхали ее запах.

Но эти трое суток измотали своей неизвестностью. Кажется, лучше отсидеть по «административке» 15 суток и знать, что с тобой будет дальше, чем ждать трое суток чего-то: или переезда на «Володарку», или домой. Страшно было, когда ночью одной женщине (замечание — речь идет о Марии Тишковской, задержанной по «польскому делу») принесли постановление об взятии под стражу на 2 месяца и ее перевели на «Володарку». И в ночь до моего освобождения еще одну девочку забрали «с вещами на выход». Мы не могли уснуть, не зная, что с ней. Но она так и не вернулась.

"В камеру приходили начальники с беседами — "легким моральным уничтожением"

К нам приходили несколько раз начальники (они не представлялись) с беседами — «легким моральным уничтожением». Но как легким — мне было нормально, меня трудно зацепить, а девочки расстраивались. Больше всего запомнилось, как к нам в камеру пришел мужчина в штатском. Он зашел с вопросом: «Так это вы в телеграме моей жене обещали голову отрезать?» Потом он читал лекцию про «змагароў”, какие мы все плохие, какие мы все ужасные люди. Такое ощущение, что он нас всех удушить там хотел. Он настолько разошелся, что конвоир его сам остановил и вывел из камеры. Когда он уходил пожелал нам "долгой дороги". Я не сразу поняла, о чем он. Еще к нам приходил начальник или его заместитель изолятора. Врач пришла на восьмой час только. Одной женщине было плохо и мы звали врача четыре или пять раз по очереди. Боялись, что конвоиры будут злиться на кого-то одного.

Четыре часа допроса ФСБ-шниками на границе о протестах в Беларуси

В итоге, Наталью выпустили с ИВС по истечению 72 часов в статусе подозреваемой по статье 342 Уголовного кодекса. Девушке после освобождения на работе сказали писать заявление на увольнение по собственному желанию. Технику и деньги сразу не отдали, а только сказали: «Ты же понимаешь, что тебе нельзя общаться ни с кем со змагаров?» Подписку о невыезде у нее не брали, но позже она оказалась в базе невыездных сразу Беларуси, а потом и России. Но Наталье удалось почти сразу уехать из Беларуси, а потом долго пыталась выехать из Росии. В ходе очередной попытки выезда из России Наталью допрашивали на границе сотрудники ФСБ четыре часа на тему политической активности в Беларуси.

«Я не хотела уезжать. За этот год я осознала, что очень люблю Беларусь и Минск. За это время я осознала себя как беларуска. Я поняла, какие прекрасные люди есть рядом со мной. Я думаю, многие меня поймут. У меня должно было быть самое классное лето, потому что я поняла, что в один момент можно просто не вернуться домой».