ДФР, Следственный комитет, ИВС, условия содержания и попытка вербовки. История задержанной волонтерки "Весны" Евгении Бабаевой
Минскую волонтерку Евгению Бабаеву задержали 14 июля – в тот день пришли и к другим правозащитникам «Весны». После трех суток ее неожиданно выпустили с предложением сотрудничества с силовиками. Об этом, а так же об обыске, допросах, условиях содержания на Окрестина – читайте в истории Евгении:
- Евгения Бабаева
Обыск
Утром 14 июля Евгения возвращалась домой из занятий по йоге. Ее подъезд находится в углу многоквартирного дома — внезапно со всех сторон ее зажали четыре человека:
«Евгения Владимировна, здравствуйте, у нас постановление на обыск в вашей квартире».
Это были сотрудники Департамента финансового расследования (ДФР). В постановлении были написаны только названия статей Уголовного кодекса — часть 2 статьи 16 (пособничество в преступлении) и статья 243 (уклонение от уплаты налогов). Когда Евгения спрашивала, в отношении кого возбуждено дело и каков ее процессуальный статус, сотрудники ничего не ответили.
«Я хотела набрать своему адвокату — но сотрудник ДФР вырвал у меня из рук телефон и сказал, что не надо никому звонить. Но я еще раз потребовала, что раз уж это процессуальное действие, то я хочу, чтобы присутствовал мой защитник. Но со мной довольно строго обращались. Физического насилия не было никакого, но психологическое давление было».
Сотрудники очень удивились, что Евгения – гражданка России. Хотели забрать и компьютер мужа. Но когда узнали, что и муж гражданин России, то решили, что не будут забирать его вещи. У Евгении забрали компьютер, телефон, договор на кошачий отель (Евгения с мужем три недели назад уезжали за город и сдавали своих котов в отель), и банковские карты: белорусского банка и две российские.
- Евгения Бабаева и ее муж Вячеслав
Евгения называет обыск достаточно деликатным. Сотрудники словно вели светскую беседу с ней и ее мужем: спрашивали, например, сколько они платят за квартиру и отметили, что живут они в хорошем районе.
После обыска сотрудники ДФР сказали Евгении поехать с ними. Но на тот момент волонтерка не предполагала, что может быть задержана.
В Департаменте финансовых расследований
В здании ДФР с Евгенией стали беседовать — вновь без адвоката.
«Условия беседы были так спланированы, что я чувствовала себя под давлением, — делится впечатлением Евгения. — Мой стул стоял посреди кабинета один, а спереди стоял стол, за которым сидело двое сотрудников. И было открыто окно, из него — яркий свет, который меня немножко слепил, а сотрудника при этом было видно нечетко».
Процессуальный статус этого разговора также неясен — на все вопросы Евгении об этом сотрудники сказали, что это просто беседа, добровольная.
«Вопросы были довольно поверхностные. Я так и не поняла, зачем они меня задержали и пришли ко мне».
Когда беседа закончилась и Евгения вышла из кабинета, к ней подошел один из сотрудников и сказал: «Начальство приняло решение задержать вас на 72 часа». Это было неожиданностью.
Евгению вернули в кабинет и стали составлять бумаги о задержании. Тогда и стал известен её процессуальный статус как подозреваемой по этому уголовному делу. Волонтерка думает, что и сами сотрудники не до конца владели всей ситуации:
«Я подозреваю, что сотрудникам не доносят информации для того, чтобы они сами знали всё поверхностно. Они даже у меня при обыске дома сказали: мы ничего не знаем, нам сказали прийти к вам — мы пришли».
Затем Евгению привели в кабинет, где провели досмотр: какая-то женщина сняла с Евгении обручальное кольцо, шнурки, забрала гигиеническую помаду. Разрешила оставить маски и печеньки, которые волонтерка успела взять из дома.
После этого девушку отвезли в Следственный комитет.
В Следственном комитете
Следователь сразу же начал разговаривать грубо. Евгения настаивала на адвокате, и следователь предпринял попытку вызвать государственного адвоката. Но волонтерка настаивала на своем. В итоге его вызвали.
«Допрос максимально поверхностный. Я даже не особо понимала, как он относится к уголовному делу. Расспрашивали про волонтерскую деятельность. Но ведь такая деятельность неоплачиваемая — причем здесь уклонение от уплаты от налогов?»
Допрос длился около часа. Затем Евгению отправили в Изолятор временного содержания на Окрестина.
Условия содержания в ИВС
По дороге к ИВС один из сотрудников ДФР поделился с Евгением сникерсом:
«Обязательно поешь, потому что мы сейчас приедем — и ужина больше у тебя не будет» (в первый день заключения в ИВС человек не успевает получить еду — Прим.)
В Изоляторе Евгению поставили в «стакан»:
«Очень гнетущее помещение полметра на полметра, закрытая полностью дверь и бетонные стены. И в этот момент ты чувствуешь себя беспомощным. И задаешься вопросом: почему вообще, даже если люди преступили закон, могут быть такие условия? Такие условия бесчеловечны и это недопустимо. Зачем вот эти стаканы? К чему?»
Евгения предполагает, что провела в стакане около получаса. Затем ее повели в камеру, в которой было четыре женщины — они были задержаны по «алкогольным» статьям и ждали своего направления в лечебно-трудовой профилакторий.
«В камере очень сильно воняло туалетом, — вспоминает Евгения. — Я удивилась, что там было очень много матрасов. Три двухэтажные кровати – и на каждую кровать можно было закинуть по два матраса, также были подушки. Но стоило мне сесть на матрасы — как тут же зашел сотрудник ИВС и сказал всем выходить с вещами. И тут я поняла, что матрацы мне не положены».
Евгению поместили в камеру к «политическим» — матрацев там уже не было. Волонтерка говорит, что она с сокамерницами просила матрацы, но сотрудник им отказывал со словами:
«Такой режим»
«Какой режим?»
«Режим, в котором не положены матрацы».
Вечером 15 июля к Евгении пришел адвокат. Он рассказал, что ее муж передал утром того ж дня ей передачу — и передачу приняли. Но на тот момент Евгении её так и не передали.
Евгения очень хотела поделиться с «Весной» одним диалогом. В тот момент волонтерка стояла возле кормушки (периодически она и сокамерницы подходили туда ради дополнительного воздуха, которого очень не хватало в душной камере). Мимо по коридору проходил сотрудник. Увидев Евгению, он спросил:
« — Как дела?
— Да не очень. А где моя передача?
— А она здесь?
— Да, мне муж передал
— Ну понятно.
— Передавайте.
— Ой что-то нет настроения.
— Как это нет настроения?
— Ну вот так.
— А когда будет настроение?
— Не будет.
— Что, никогда?
— Никогда.
— А что сделать, чтобы было настроение?
— Ой нет, ничего не надо делать» — после этих слов сотрудник ушел.
Во время всего разговора сотрудник широко улыбался.
«У меня сложилось впечатление, что некоторым сотрудникам доставляет это удовольствие видеть нас в таких условиях», — говорит Евгения.
Евгения и ее сокамерницы просили у сотрудников ИВС также туалетную бумагу—ее выдавали кусочками.
«У одной женщины начались месячные, и мы просили прокладки для нее. На что нам сказали, что прокладки не положены, и дали вату. О какой гигиене можно говорить, когда вместо прокладок дают вату и не передают передачи?»
Когда Евгения вышла после 72 часов своего задержания, то напомнила сотрудникам ИВС о том, что у нее должна была быть передача. Ее нашли и отдали — но медикаментов, которые ее муж передал отдельно и которые приняли, там не было. Евгении их нужно принимать каждый день. Также ей не вернули конфискованное обручальное кольцо, сережки и шнурки.
«Условия в ИВС созданы для того, чтобы абсолютно ломать человека. На первом этаже было очень много ребят. Многие из них сидели в одиночных камерах по статье 289 (терроризм). Все пытаются держаться — но условия в ИВС, конечно, давят».
Как Евгению вербовали?
В пятницу, 16 июля, во второй половине дня к Евгении пришли три новых сотрудника ДФР и попытались с ней пообщаться. Без адвоката.
«Ну что, Евгения, как дела?» — таким был первый вопрос, который они задали.
«Нормально»
«Может быть хуже?» — после этого начались «уламывания», как отмечает Евгения.
Первая половина беседы была словно ни о чем. Но постепенно волонтерку стали склонять к сотрудничеству:
«Евгения, хотите завтра выйти отсюда и стать свидетелем (а не подозреваемым по уголовному делу — Прим.)?»
С Евгенией подписали бумаги о том, что она будет заниматься оперативной работой:
«Суть в том, что я буду какую-то информацию добывать и потом буду им ее рассказывать под псевдонимом Жанна. Этот псевдоним я сама выбрала — меня так папа хотел назвать», — поясняет волонтерка.
Всего было два таких соглашения: одно для ДФР, второе для начальника ГУБОПиК. Почему две?
На этот вопрос сотрудники ответили, что две эти структуры и занимаются оперативно-розыскной деятельностью. Поэтому и бумажек должно быть две.
«Я не помню точной формулировки. Одну бумажку написала от руки под диктовку для ДФР: что я, Евгения Бабаева, соглашаюсь для работы и буду вести деятельность под прикрытием под этим псевдонимом. Вторая заранее была готова — там просто было нужно свою фамилию внести.
Почему я согласилась? Им нужна была информация — а мне нужна была свобода. И я поняла, что главное выйти — а потом уже с остальным всем разберемся. Я прекрасно понимала, что люди, которые меня окружают, поймут мое решение и поддержат меня. В этом у меня не было ни капли сомнения. Потому что меня окружают потрясающие люди, я рада, что с ними знакома, и я рада, что всё так вышло.
И сейчас, с высоты произошедшего, я думаю: вся эта информация и видео про то, как вести себя на допросе с сотрудниками — ну да, это имеет место быть, Но когда ты впервые туда попадаешь, это все меняется. И ты пытаешься уцепиться за соломинку свободы, которая тебе кажется мизерным шансом — но ты любой шанс пытаешься использовать для того, чтобы выйти.
Именно там ты понимаешь, что ценно тебе больше всего — а это близкие тебе люди и свобода.
До этого я немного легкомысленно относилась к задержаниям и к малейшему риску, что прийти могут и за мной. И я не думала, что когда приходят—это настолько все ужасно и настолько давит. Сейчас я это знаю — и я рада, что смогла приобрести этот опыт относительно малой кровью».
Даже после подписания документов у Евгении не было полной уверенности, что ее отпустят:
«Я не раз слышала, что любое сотрудничество чревато и сотрудники обманут потом. Конечно у меня были сомнения, но потом один из сотрудников написал на маленькой бумажке свой номер телефона и сказал:
“Когда завтра будете дома, напишите мне с какого-нибудь телефона (но так, чтобы никто не узнал, и муж тоже) о том, что вы дома. А потом, когда установите симкарту, — снова со мной свяжетесь, мы будем с вами на связи”
Когда он дал бумажку — я поняла, что меня точно отпустят».
И действительно, когда истекло ровно 72 часа после задержания волонтерку вывели в комнату для допросов и следователь (уже другой) сказал: «было принято решение, что вы не представляете никакой опасности и угрозы».
- Евгения Бабаева после освобождения
Когда Евгения оказалась в безопасном месте, то сразу же сделала публичным этот факт в разговоре с телеканалу «Дождь», который первый взял у нее интервью.
Жалеет ли Евгения, что стала волонтеркой «Весны»?
«Я абсолютно точно не винила «Весну» из-за того, что меня задержали. Потому что, несмотря на тот колоссальный стресс, который у меня был в той ситуации, я точно понимала, что виноват не правозащитный центр, а виноваты те, кто не понимают, что можно помогать людям безвозмездно и что можно в принципе помогать людям».
"Мы будем рядом, даже если будем сидеть". Рассказываем о шести правозащитниках-весновцах, которые оказались за решеткой 14 июля
