Полугодовой отпуск? Правозащитник Сергей Дроздовский рассказал, как ему жилось под домашним арестом
Почти полгода правозащитник Сергей Дроздовский провел под домашним арестом. 31 июля стало известно, что меру пресечения в отношении него изменили — теперь он под подпиской о невыезде, действует поручительство. Это значит, что Дроздовский может свободно выходить из дома, общаться с людьми и пользоваться интернетом — всего этого он был лишен. Правозащитник рассказал “Весне” о том, как для него выглядел домашний арест.
- Сергей Дроздовский. Фото: ПЦ "Вясна"
*Сергей Дроздовский — директор правозащитного учреждения “Офис по правам людей с инвалидностью”. Вместе с Дроздовским 3 февраля 2021 года был задержан его коллега, юрист “Офиса” Олег Граблевский. В отношении Граблевского была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу — поэтому все это время он провел в СИЗО-1 (ул. Володарского, Минск). 31 июля стало известно, что его тоже освободили. Дроздовский и Граблевский признавались правозащитным сообществом Беларуси политическими заключенными. “Весне” известно, что их обвиняли в части 4 ст. 209 Уголовного кодекса РБ (Мошенничество, совершенное организованной группой или в особо крупном размере). Дроздовский и Граблевский остаются подозреваемыми по этому делу. В отношении них действует подписка о неразглашении.
Запрет на коммуникацию и отсутствие новостей
“Конечно, известно, что домашний арест — это не тюрьма: я в своей кровати сплю, свой холодильник открываю, в свою ванную хожу… — начинает свой рассказ Сергей Дроздовский. – Да, это так. Но у меня была запрещена любая коммуникация со всеми в любом виде.
Разрешено было коммуницировать только с членами семьи — но я думаю , что это только потому, что я сам не могу себя полностью обслуживать [Сергей Дроздовский имеет инвалидность и перемещается в инвалидном кресле — Прим.]. Мои дополнительные потребности таковы, что я нуждаюсь в непосредственной помощи достаточно в большом объеме”.
Но и в таком общении правозащитнику приходилось себя ограничивать:
“На самом деле я не знал и не знаю те границы и рамки , насколько много и о чем я могу с родственниками разговаривать. Не приведу ли я к тому, что их обвинят в чем-нибудь? Что они, например, в чем-то мне помогают и содействуют [относительно уголовного дела — Прим.]”.
Сергей Дроздовский отмечает, что отсутствие полноценного общения — это самая большая трудность в домашнем аресте:
“На самом деле, человек привыкает к тому, что он общается. А я не мог спокойно взять и позвонить своим друзьям…”
"Фактически они были задержаны за сотрудничество с ООН". Что известно о деле "Офиса по правам людей с инвалидностью"?
Коммуникация (по необходимости) с родственниками, а также со следователем происходила через стационарный телефон. Помимо этого, из техники разрешено было пользоваться только радиоприемником (но у Сергея его нет) и телевизором.
“Телевизор я фоном смотрел. Мне кажется, я уже стал экспертом по Древнем Египту, потому что смотрел каналы исторические”, — шутит правозащитник.
Запрет на коммуникацию предполагает и невозможность пользоваться интернетом. А значит, единственным источником новостей было телевидение:
“Но сегодня вся информация в мире (для меня лично) точно не в телевизоре. И оказаться в таком вакууме без актуальной информации, особенно не понимая, что происходит в мире… [сложно]. Телевизор — это очень однобоко. Там приходится догадываться, додумывать — это, конечно, проблема”.
Бытовые условия и отношение следователей
Находясь под домашним арестом, Сергей Дроздовский мог выходить на прогулки. Их время — с 11 до 12 часов “в радиусе 200 метров от комнаты”.
“В хорошую погоду я выходил, старался побольше двигаться, чтобы поддержать баланс физически. Но [во время этого также] я не мог ни писать, ни говорить, ни звонить — то есть любым способом обмениваться информацией”.
Несколько раз у Сергея возникала необходимость посетить врачей. Для этого ему нужно было уведомлять надзирающий орган и получать разрешение. Разрешение всегда давали. Встречаться с адвокатом не препятствовали.
Правозащитник отмечает, что отношение следователей и всех тех, от кого зависел его арест, было максимально корректным и “по букве закона”:
“Любые действия в мой адрес сопровождались всеми необходимыми мерами. Например, мне постоянно сообщали о моих правах, о том, что я могу делать и чего не могу”.
Сергей Дроздовский также мог пользоваться своей личной библиотекой, которая была в его квартире. Жил он один.
Нереализованные планы и расходы
“Когда говорят, что домашний арест — это ой как хорошо: сел дома, включил телевизор, ешь колбасу и радуйся жизни… Но образ жизни у меня не такой, и это не является моей целью: сесть дома и смотреть телевизор. Я действительно чувствовал мучения по поводу того, что я знаю, что моя работа стоит; мои планы, мои действия, которые требуют много работы, стоят; и я не могу ничего с этим сделать. Мои перспективные планы обрушились. Наша текущая вся деятельность [Офиса по правам людей с инвалидностью — Прим.] обрушилась. Это все просто рухнуло", — говорит Сергей Дроздовский.
- Сергей Дроздовский вместе с германским экспертом по безбарьерному планированию Мишелем Мюллером во время семинара "рамочный антидискриминационный закон. Как достичь реализации на практике", который организовал в 2019 году "Офис по правам людей с инвалидностью"
"С другой стороны, жить под домашним арестом — это все равно расходы. И нужно понимать, откуда брать деньги, — а заработки кончились, ведь ты под арестом. Это проблематично. Если у тебя есть какие-то сбережения, то наверное ты можешь позволить себе такой полугодовой “отпуск”. Хорошо, если родные тебе помогают. Гораздо хуже, если этого нет”.
“Виновным себя не считаю”
В оценке своего домашнего ареста и уголовного преследования Сергей Дроздовский категоричен:
“Я не признаю свою вину ни в какой части, ни в какой мере, ни в какой степени, ни в каком понимании — не признаю и не собираюсь признавать.
Домашний арест в мой адрес был произвольным и незаконным. Мне было не так плохо, как могло бы быть, и я будто бы отдохнул полгода от интернета, но тем не менее.
Все мои родственники, моя семья, мне кажется, переживают еще больше, чем я, по этому поводу. И помните, эта история: “Это не мне дали 15 суток. Это нам дали 15 суток” — это примерно об этом. Получается, этот арест сильнее ударил не по мне, а больше даже по моей семье. Я думаю, что это тоже не секрет для тех людей, кто выписывает постановления о домашнем аресте и других прочих мерах”.
Ликвидация организации — это бред
Правозащитное учреждение “Офис по правам людей с инвалидностью” попало под волну массовой зачистки государством организаций гражданского общества — сейчас “Офис” находится в состоянии ликвидации:
“Нам прислали стандартную бумажку, где написано: так как мы не вели в течение последних 24 месяцев предпринимательской деятельности, то по этому поводу нам следует закрыться. И в течение месяца мы обязаны принести оригинал регистрационных документов.
Но с точки зрения права это бред, так как это противоречит Гражданскому кодексу, — отмечает Сергей Дроздовский. — Мы намерены разобраться в ситуации и принять решение, как дальше быть. Но я полагаю, что эта тенденция и намерение закрыть нас вместе со всеми — весьма уверенная с той стороны. И если не это обвинение [сработает], то будет следующее — и мы будем закрыты”.
Сергей Дроздовский и Олег Граблевский участвовали в первом выпуске правозащитного подкаста "Вясна прыйдзе":
Первый подкаст "Вясна прыйдзе": люди с инвалидностью
