"Я кричал, задыхаясь в черном пакете, а они смеялись", — Степан Латыпов рассказал в последнем слове об избиениях и пытках
В суде Советского района Минска 12 августа политзаключенный житель "Площади Перемен" Степан Латыпов выступил с сильным последним словом. Степан рассказал о своей семье, репрессированном прадеде в 1937 году, о своем задержании 15 сентября прошлого года, как его избивали силовики, как он готовился к суициду и что ждет от приговора. Латыпова обвиняют в создании дворового telegram-чата, мастерской по изготовлению протестной символики, сопротивлении сотрудникам милиции при задержании 15 сентября. Кроме того, как директора компании "Беларбо" его обвиняют во введении в заблуждение клиентов при оказании услуг по химической защите растений. На суде Латыпов вину не признал ни по одному из инкриминируемых ему эпизодов. Прокурор Владимир Рябов вчера попросил суд признать Степана виновным по трем статьям Уголовного кодекса и наказать его лишением свободы сроком на восемь лет и шесть месяцев в условиях усиленного режима и штрафом в размере 300 базовых величин. Дело рассматривает Александр Волк. "Весна" полностью публикует последнее слово политзаключенного Степана Латыпова.
- Степан Латыпов ровно год назад — 12 августа 2020 года
Свою речь политзаключенный начал на белорусском языке об истории своей семьи и репрессиях прадеда в 1937 году:
"Меня зовут Степан Латыпов. Это сочетание славянского имени и татарской фамилии — очень символично отражает моё происхождение. Латыпов происходит от арабского слова «латиф» — его значение очень сложно перевести на русский. Это и спокойный, и добрый, и одновременно нежный, видимо мой дальний предок по мужской линии запомнился именно этими качествами.
Прыкметна тое, што по-беларуску маё прозвішча можна перакласці адным словам — лагодны. Людзі ў масках падчас шматгадзінных допытаў у ГУБАЗіКу не аднойчы клікалі Сцепанідай, спакваля падкрэсліваючы такім брыдкім чынам мой незайздросны лёс за кратамі. Не разумеючы, што гэтае імя для мяне сымбаль трываласці, нязломнай волі і кахання.
Мой прадзед Іосіф Палякоў сустрэў Кастрычніцкую рэвалюцыю 1917 года на маленькім хутары на ўскрайку Гуляй — поля, заснаванага грэкамі, пад якім за апошняе стагоддзе міналі расійскі, украінскі, палтаўскі і прыднястроўскія сцягі. Сям’я тулілася у занядбанай панам мазанцы. З каштоўнага Іосіф меў шэсць дзяцей, біблію і жонку — першую прыгажуню. Атрымаўшы па ленінскім дыкрэце надзел на дзіва неўрадлівай зямлі, Іосіф два гады запар запрашаў залатароў зліваць жыжу з гарадскіх прыбіральняў, мусіў трываць неверагодны смурод і здзекі суседзяў. Але ж у першае жніво перакрыла ўсе выдаткі, казалі такога аўса, падобнага да <нрзбрлв> не бачылі ні дагэтуль, ні пасля. Неўзабаве ў 21-м годзе быў абвешчаны НЭП, дазволіўшы ўкласці грошы ў сродкі вытворчасці, коней, рыштунак, бонды для віна. Цяжкая праца ўсёй сям’і ад малага да вялікага нарэшце дала нейкі плён, апроч крывавых мазалеў. У хаце пачалі з’яўляцца нацельная вопратка, смачная ежа, машынка "Зінгер", карова і гонар Іосіфа. Чорная налакаваная ла(ва)ндора <нрзбрлв> за парай шыкоўных вараных рысакоў, на якой прадзед з жонкай кожную нядзелю годна і павольна ездзілі ў закупы. Іосіф звычайна не кранаў лейцы, расцягваючы хвіліны, калі можна ўдыхаць вольнае паветра стэпаў, пазіраць на неверогодна маляўнічыя краявіды Днястра, які нясе свае шэрыя хвалі паміж крэйдавых сцен берагоў, якія цалкам схавалі дываны квітнеючай шыпшыны ды кізілу.
Ён упітваў гэтую асалоду гонару і годнасці, здзейсніўшы простую мару селяніна разам са сваім галоўным скарбам — каханай паловай, маці яго дзяцей, самай прыгожай, самай працавітай, самай годнай жанчынай, багіняй страў, сваёй жонкай. Але шчасця цягнулася нядоўга. Спачатку спынілі НЭП, потым абвесцілі калектывізацыю, усё заробленае цяжкай працай пад спякотным паўднёвым сонцам Іосіф з сынамі занеслі ў калгас, працуючы далей на калісьці ўласнай зямлі за працэнты. Прадзед не скардзіўся: араў, касіў, малаціў. Па-гаспадарску, як след. Толькі цяжка ўздыхаў, калі ўжо на брудным падрапаным ландоры занядбаных конях завітваў паўп’яны старшыня з каханкай-бухгалтаркай, каб налічыць “палкі” за зробленую працу. Але і гэта не ўратавала. У 1937 годзе прадзеда кінулі за краты, абвесціўшы ворагам народа з нагоды, што падчас грамадзянскай вайны ён вазіў раненых на ўласным возе з уласнымі конямі, па непасрэдным загадзе чырвонага камандзіра Рыгора Катоўскага, якога ворагам народа абвесціў персанальна бацька ўсіх народаў крыху раней. Суд быў хуткім, прысуд жорсткім. Далі 10 год без права ліставання. Да 1947 года яму слалі перадачкі з ежай і цёплыя рэчы. І падчас галадамору, і падчас вайны, і пасляваенную гарэчу. Усе гэтыя пасылкі па 20 кіло кожныя паўгады збірала, абмяжоўваючы сябе ва ўсім без журбы, самотна цягнучы гаспадарку і ўдзень выконваючы замовы па вышыўцы на цудам захаваным "Зінгеры", уначы часам до золку.
У 1948-м стала зразумела, што не стала Іосіфа. У 1953-м справу накіравалі на перагляд, прадзеда рэабілітавалі, і выяснілася, што ён пахаваны ў 1938 годзе. Ён захварэў на сухоты і памёр на Калыме. Ён так і не атрымаў ніводнай пасылкі. Прабабку хрысцілі Сцепанідай, але муж заўсёды пяшчотна клікаў Сцешай. Яна памерла ў 1962 годзе, так і не навучыўшыся чытаць. "Навошта мне?” — казала яна, — “Малітваслоў я ведаю і гэтак, а з каханым перепіска не забаронена”.
Часам падаецца, што гісторыя аб тым, якой цудоўнай і яскравай, справядлівай і вольнай часцінай быў Савецкі саюз, распавядаюць дзеці і ўнукі тых прадольных, карпусных, аператыўнікаў, канваіраў і вартаўнікоў, якім бацькі прыносілі на вячэру або да свята турботна перасыпаныя кукурузнай мукой кольцы сушанай у печы каўбасы, кавалкі кумпякоў, мядовы бурштын курагі, каляровы жвір паўднёвай квасолі ды маленькі, з жаночую далонь, мех, упрыгожаны вышытым старачынным крыжом, сапраўдным скарбам таго часу, з белым цукрам. Наўрад ці яны думалі аб самотнай жанчыне з рысамі мінулай прыгажосці на стомленым твары, што з нямоўным гасцінцам праз сумёты, з цяжкай скрыняй за плячыма крок за крокам несла на пошту свае каханне, пяшчоту і надзею…"
Далее политзаключенный продолжил свою речь на русском языке.
О приговоре и любви других
Я бы хотел, Высокий суд, чтобы, вынося свой приговор, вы понимали, что приговор выносится не мне одному, но и многим людям, чья вина заключается лишь в том, что они меня любят.
Про деда
"Меня зовут Степан Латыпов. Я родился 11 апреля 1980 года. В 2-м роддоме города Кишинёва по улице Московской. Отец специально нашёл красный 412-й "Москвич", чтобы забрать нас с мамой из роддома. Вот такой романтик. В тот день в далёких белорусских Горках праздновала рождение внука Анвара Латыпов — почётный член татарской диаспоры в Беларуси, профессор Горецкой сельскохозяйственной академии, учёный и преподаватель.
Я знал, что дед меня очень сильно любил и с раннего детства ненавязчиво формировал целую систему мировоззрения, вкладывая все силы и весь профессионализм. В 8 лет я называл сорняки на даче по латыни и знал ботанику и физиологию растений, вполне достаточную для первого курса геофака…
Дедушка передавал не знания, а систему подхода к получению, включая умение видеть, запоминать, пользоваться справочниками, поддерживать связи с профессионалами своего дела и готовностью делиться своими знаниями с ними. Сейчас я осознаю, что не реализовал заложенный потенциал даже на сотую его воли. Я был единственным учеником Анвара Латыпова.
Анализируя прослушку моего телефона, Высокий суд подробно изучал мои сексуальные предпочтения, размер генеративного органа и таинство падения либидо. И продолжал учавствовать, закончив фразой: «Ни ума, ни силы». [... ] 75 центнеров гектара — средняя урожайность пшеницы за 10 лет. В урожайный год она составляла 62 процента, а урожайность 111 центнеров. Это не максимальный, а именно средний показатель. Максимальный — 160 центнеров гектара. Был подтверждён одним из немецких сортов…
Судья Александр Волк попросил говорить по существу.
Немецкий учёный утверждает, что генетический потенциал пшеницы составляет 250 центнера. Этот учёный — ученик моего деда. Когда-то жил в Минске возле Киевкого сквера. Мы могли быть с ним соседями, но он очень любит своих детей и желает для них лучшего будущего. В его концепцию счастливого отцовства не входит сын и дочь, залитые перцовым газом лишь за их гражданскую позицию и выражение собственного мнения. Вне зависимости от того, какими высокими мотивами руководствуются люди с дубинками и баллончиками. Я хочу, чтобы, вынося приговор, Высокий суд в полной мере осознавал, сколько умных людей, создающих игры, в которые играют сотни людей, программное обеспечение автомобилей, новые сорта пшеницы, автомобили и изучающие новые методики для лечения рака — сколько умных и любящих людей ждут этого приговора, чтобы принять решение: оставаться в Беларуси или отдать все свои силы, знания и талант на процветание другой страны.
Про дом
Меня зовут Степан Латыпов. Я живу в 1** квартире дом №* Сморговского тракта. Для меня это самое лучшее место на земле. Это моя Родина. Это место моей силы. Это моя осуществившаяся мечта. Мечта о доме, где можно жить, собраться со своими соседями, где можно, как у нас завелось в деревне ещё в далёких 80-х в Советском союзе, спокойно зайти на ужин к соседу без предупреждения, только потому что ты хочешь кушать и не успел приготовить. Где все конфликты решаются сообща, мирно, без всякой агрессии. Я был счастлив жить в этом месте. Я был наполнен счастьем, радостью, и меня это бодрило и временами даже приносило какую-то эйфорию. Но счастье длилось недолго.
Про задержание и избиения
15 сентября 2020 года люди в масках занесли меня в микроавтобус. Затянули руки за спиной, надели на голову мусорный пакет и повезли .. на Парк дружбы народов. По пути дважды пересаживали из автобуса в автобус. Но это был мой район и я знаю там каждый поворот. Потом они меня избивали, включили радио на всю громкость и начали меня бить. Никогда в жизни мне не было так страшно. Люди в масках били руками, ногами, дубинками. Все скопом и по одному. Выкручивали руки, ноги за спиной, "ласточкой", избивили кулаками и ладонями по ушам так, чтобы в голове словно взрывалась граната. Били дубинкой по ягодицам, били так, чтобы синяка не оставалось. Но опираться я не мог еще три недели. Недавно услышал такой термин «межмышешечная гемотома», возможно, это была она. Я кричал, задыхаясь в черном пакете, а они смеялись. Говорили: "Учим алфавит". Сейчас спрашиваем букву “Аааа” и начнем учить “Б”. Говорили: "Не кричи, твоя Тихановская не услышит". Но я продолжал кричать. Я кричал и думал: очень хорошо, что взяли меня, мало кто из соседей в Беларуси выдержит это.
Когда было особенно больно, я вспоминал слова матери, она учила меня говорить себе: «Я маленький-маленький ежик, мне совсем не больно». И это в какое-то мгновение помогало мне. Но они [силовики] очень опытные, меня постоянно называли по имени, и у меня не получалось отключаться никак.
Про давление
Потом был обыск и были допросы в Следственном комитете. Если бы не пробежка с соседями в тот день, я бы согласился со всеми обвинениями людей в масках: в массовых беспорядках, химической атаке и вообще в чем угодно. Ни единого синяка на мне не было, даже пластиковые стяжки не оставили следов, только слух ужаса. И я начал бояться. Дико бояться, что люди в масках могут сделать еще что-то, что им заблагорассудиться. Даже не для дела, а просто для развлечения, и никто их не остановит.
Про условия содержания
В газете прочитал, что в СИЗО меня 51 день держали в карцере, но это не так. Я 51 день просился в карцер. Каждую утреннюю и вечернюю проверку я спрашивал, за что меня держат в таких условиях, а они отводили глаза и говорили: “Чисто по-человечески сочувствуем, но ничего не можем сделать”. Просили держаться. Благодаря их пониманию, за те маленькие поблажки, которые мне облегчили жизнь, я прошу прощения у сотрудников СИЗО, потому что знаю, что у них будут неприятности за то, что я это говорю сейчас, а люди в масках снова прячутся. Я вспоминаю и с сочувствием отношусь к каждому, кто давал показания в ГУБОПе.
Про страх за близких
Ужас, которой мне довелось испытать, оправдывает очень многое. Ведь, когда заканчивается страх за себя, начинается страх за близких. Человек в маске приходил после операции. Мне казалось, что он говорил несколько часов — это были только угрозы и оскорбления. Я знаю, что ничего не сумею с этим поделать и даже не могу до конца освободиться от страха, но в моих силах хотя бы попытаться не бояться.
Про попытку суицида в суде
Вынося приговор, Высокий суд, я хочу, чтобы Вы имели представление о том, какими методами собираются доказательства и получаются признания. Меня зовут Степан Латыпов. 1 июня 2021 года в зале суда Советского района я прорезал себе горло шариковой ручкой. Этот факт подтвержден десятками свидетелей. Некоторые из них — мои друзья, родственники, сотрудники МВД, прокуратуры и суда. Об этом сообщили по государственному и негосударственному телеканалам. Существует не менее трех официальных документов по этому поводу с моей собственноручной подписью. Есть видеозапись, где я все подробно рассказываю, и даже ОРМ-прослушка в камере, где я сам и лично, и с другом с хихиканьем и громким матом повествуем данное обстоятельство <нрзбрчв>. Вся эта совокупность неопровержимых доказательств позволяет с легкостью отмахнуться от многозначительных <нрзбрчв> советской детской энциклопедии... <нрзбрчв>
Осколком ручки нельзя порезать шею. Им даже лимон отрезать невозможно, это очевидно любому. Но следствию срочно нужна была картина спонтанного эмоционального поступка. Мне очень хотелось спать после наркоза. На третьи бессонные сутки, я был согласен на что угодно.
Готовиться к самоубийству я начал сразу после того допроса. На каждый допрос, на каждую встречу с адвокатом я брал маленький кусочек фольги, подбирая форму и размер так, чтобы их не мог обнаружить конвой. Убийца-рецидивист за пакет кофе подробно рассказал о досмотре, а профессиональный вор-карманник научил прятать лезвие. Позже мне посоветовали обмотать металл кусочком пластыря, чтобы он не скользил по пальцам. Пластырь я попросту наклеил на папку с документами и написал на нем ручкой. Потом переклеил на куртку, это никого не смутило. Как никого не смутило и то, что всю первую половину заседания я плёл кляп, который нужен был, чтобы уйти достойно, не визжа от боли. Было больно. Безумно больно и страшно. Целью ставил перерезать хоть одну из сонных артерий. С левой стороны прорезать не удалось, но зато с правой, благодаря уклону налево, удалось разрезать... И почувствовал пальцами тепло. Даже удалось зацепить артерию, но от волнения я потянул дальше, вместо того, чтобы углубляться по трахеи...
Потом дёрнул за ногу конвоир, я ударился головой и упал. Было больно, страшно и очень стыдно. Очень стыдно, потому что попытка вышла неудачной. И то, что есть много способов защитить своих близких и соседей, которых я в тот момент не увидел.
Про судью
Хочется верить, что, вынося приговор Высокий суд будет руководствоваться логикой, здравым смыслом, житейским опытом, знанием школьной программы. Понимая, что порой следствие не в полной мере стремиться увидеть истину…
Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, какой будет приговор, сколько на самом деле буду сидеть. Как показала практика, всё не в руках судьи и даже не в моих, и не у каждого из нас. Но я хотел сказать одно: какой бы я ни был, я такой, какой я есть, и я всех вас очень люблю. И я не могу по-другому. Я буду вас защищать так, как могу… Я считаю, что это мой долг. И я считаю, что по-другому невозможно.
Ваша честь, я много говорю обо всём и обо всех, но не о себе, и о том, что жду для себя. Мне не так важно, что Вы скажете, а то, как Вы скажете. Я очень стремлюсь увидеть в вас не судью, а человека, гражданина, профессионала своего дела. Это поможет мне как раз таки не ненавидеть вас и отнестись с пониманием, пониманием как к человеку, который оказался, возможно, в непростой ситуации.
Спасибо, Ваша честь, у меня всё".
Приговор политзаключенному Степану Латыпову будет оглашен в понедельник, 16 августа.
Что важно знать про суд над Степаном Латыповым
Степана Латыпова задержали 15 сентября в его дворе возле знаменитого мурала с "диджеями перемен". После этого двери в квартиру взломали, устроили обыск, забрали флеш-карты, мобильные телефоны, ноутбуки, ключи от автомобиля, банковские карты и наличные деньги.
Позже Латыпову предъявили обвинения по трем статьям Уголовного кодекса:
- частей 1 и 2 ст. 342 (организация групповых действий, грубо нарушающих общественный порядок);
- части 2 ст. 363 (сопротивление сотруднику органов внутренних дел)
- части 4 ст. 209 (мошенничество в особо крупном размере).
Степан Латыпов заявил в суде, что не признает вины ни по одному эпизоду.
1 июня в суд Латыпова привезли с явными следами побоев, а вскоре он сам на процессе заявил о так называемой "пресс-хате", в которую его вбросила администрация тюрьмы, чтобы добиться признательных показаний. После этого Степан пытался убить себя прямо в зале суда — во время заседания, сидя в клетке, он воткнул себе в горло ручку. Суд был прерван, мужчину забрали в больницу, где его прооперировали: повреждений жизненно важных органов обнаружено не было. И уже в ночь сразу после операции, с 1 на 2 июня, силовики забрали Степана из больницы и поместили в СИЗО-1 на Володарского.
Подробности по суду:
В Минске судят политзаключенного жителя «Площади Перемен» Латыпова. В суде он совершил попытку суицида
«Весна» наблюдает за процессом и рассказывает обстоятельства его дела.
«Он обеими руками держит белую ручку в горле и смотрит на отца», — очевидец рассказывает про поступок Степана Латыпова в зале суда
Степана Латыпова направили на судебно-психиатрическую экспертизу. В суде он был пристегнут наручниками к конвоирам
После 1,5-месячного перерыва продолжился суд над политзаключенным Степаном Латыповым
Спецслужбы прослушивали телефон Латыпова с июня 2020 года. Продолжается суд над политзаключенным жителем "Площади Перемен"
