Психологическая помощь: Как справиться с изоляцией в одиночной камере и во время вынужденного бегства
Психологическая помощь — цикл статей ПЦ «Весна» о трудностях, с которыми сталкиваются пострадавшие от репрессий беларусы и их близкие. Что помогает преодолевать эти трудности? Когда нужна помощь специалиста? Как собрать психологическую «аптечку» для себя и для других? Мы постараемся ответить на эти вопросы лаконично и ёмко с помощью экспертов в сфере психического здоровья.
Сегодняшние репрессии часто оставляют белорусов наедине с собой и, на первый взгляд, неразрешимыми ситуациями. Так происходит, когда политзаключенных сажают в карцер, штрафной изолятор (ШИЗО) или помещение камерного типа (ПКТ). Так происходит, и когда люди вынуждены экстренно бежать в другую страну, иногда прячась от преследования в местах без связи, иногда – стоя на границе часами. Так происходит, и когда в эмиграции белорусы вынуждены адаптироваться в новой стране и ощущать себя в ней одинокими и брошенными.
В такие моменты человек может помочь себе только сам – о том, как это сделать, нам рассказала Олеся Ольховик, психолог Центра травматерапии «Форпост Хелп».
Что делать в полной изоляции?
Бывший политзаключенный Дмитрий Фурманов рассказывал про время, которое он провел в ШИЗО, так:
«В такие моменты человеку приходят в голову мысли, что нужно предпринимать какие-то экстремальные вещи. Возможно, некоторые могут придумать нанести вред себе — я думаю, любому человеку приходят такие мысли. Потому что мысли там, как ни странно, заканчиваются. Ты всю жизнь свою осмысливаешь, вспоминаешь, что прожил, строишь планы на будущее. Это все делается по несколько раз, и в определенный момент ты не знаешь, о чем думать. Именно в этот момент человек сходит с ума. Но, чтобы отвлечь себя, нужно просто заниматься чем-то, и это меня спасло».
Ночью он приседал, чтобы согреться, отвлекался на кормление паука мошками и наблюдение за его жизнью.
«Очень хороший вопрос – как не сойти с ума, – отмечает Олеся Ольховик. – Чтобы дать ответ на него, нужно понять, что человек сходит с ума от безумного количества токсичных мыслей: «все пропало, отсюда нет выхода, меня все бросили». Такая ментальная активность может быть следствием психологического давления, насилия, когда у человека пытаются уничтожить достоинство и разрушить его социальные связи. Поэтому чтобы не сойти с ума, нужно сделать что-то с этими мыслями: молитвой, медитацией, практикой майндфулнесс. Нельзя просто не думать их – важно именно переключение на что-то конструктивное и нетоксичное, потому что, если мы просто как будто лопатой выкидываем их из головы, это место не останется пустым, и хорошо бы управлять тем, чем мы его заполняем. Для формирования резильентности (от англ. resilience – аналог стрессоустойчивости), сопротивления стрессу, нам нужны хорошие, добрые мысли. Можно думать о будущем, строить планы, которые будут после тюрьмы. Хороший способ – овладевать медитативными техниками: например, проецировать мысли на большой киноэкран, а рядом представить пылесос, который их забирает. Или представить, что мысли, которые нападают на меня, – это сухие листья деревьев, которые уносит ветер».
В стрессовых ситуациях при болезненных нагрузках психика как будто отключается, чтобы выжить: это хорошая вещь для защиты в ситуации острого стресса, называется это диссоциацией, но жить в ней постоянно тяжело – это очень энергозатратный процесс. Находясь не в контакте с собой, мы не простраиваем адаптационные механизмы.
«В такой ситуации тело остается здесь, а эмоции как будто отрезаны и положены в сейф, – объясняет Олеся. – Поэтому в относительно безопасных местах – например, даже в ШИЗО, если в этот момент там нет физической опасности – важно вспомнить, что у меня есть тело, осознать, что с ним происходит, где ему болит. Можно сконцентрироваться на ощущениях в левой ступне, икроножной мышце и так далее. Кроме этого, полезны любые взаимодействия с телом: прохлопать себя ладошками по ногам, животу, ягодицам, грудной клетке, сделать упражнение «бабочка». Можно заземлиться: сильно-сильно потопать ногами по земле, это банальное сцепление подошвы с землей вернет человека в «здесь и сейчас». Дело в том, что, когда путем ареста, гонения или любых других форм давления продырявлены наши психологические границы, важно помнить, что у нас остается кожа – физическая граница. А чтобы это помнить, нужно ее включить».
Еще один способ спасти себя – концентрироваться на ценностях и возможности делать выбор в тех условиях, которые остаются доступными.
«Ценности – это глубочайшее желание нашего сердца, – уверена Олеся. – Это то, как бы мы хотели прожить свою жизнь как человек. Но совсем не то, что я хочу получить или чего достичь – это то, как я хочу вести себя или действовать на постоянной основе. И если я живу в соответствии со своими ценностями и устоями, у меня в груди как будто резонирует: мой компас настроен правильно и я иду, куда нужно. Это как полярная звезда: до нее мы никогда не доберемся, но в ее направлении мы живем».
Поэтому, например, новая машина или финансовый статус не могут стать ценностями, в отличие от отношений с людьми, взаимопомощи, свободы – личной или своей страны, права решать. Поэтому для человека важно понять, что является для него таким ориентиром.
«Виктор Франкл, который прошел концлагерь, говорил, что выбирать способ, каким образом относиться к тем обстоятельствам, в которых мы очутились, – это единственная свобода, которую не отнять, – продолжает Олеся Ольховик. – Когда мы оказываемся в изоляции, у нас не могут отнять выбор, как я на это реагирую. И если я понимаю, что я здесь, потому что отстаивал свои ценности, шел за своими идеями, это будет помогать не впадать в паническое и беспомощное состояние. Важно периодически задавать себе этот вопрос: тот же Виктор Франкл, цитируя Ницше, говорил, что можно вынести любое “как”, если знать, “зачем”. Контакт с ценностями – это несущая конструкция. Этому же способствует выбор обычных бытовых действий. Человек не может выйти из тюрьмы, из ШИЗО, свергнуть режим в стране, но, кроме мыслей, он может выбирать, что ему делать в конкретный промежуток времени: например, походить по камере или посидеть».
Теорию про выученную беспомощность доказали экспериментом. Вольер с собаками разделили на две части. Там, где находились собаки, их били током и закрывали забор, чтобы они не могли попасть на вторую, безопасную половину. Но даже когда забор открыли, собаки все равно не уходили туда. Суть эксперимента заключается в том, что, если у нас нет сил поменять что-то, в какой-то момент мы настолько привыкаем к этому, что не меняем даже тогда, когда это возможно. Кроме того – доказано, что жители домов престарелых, которым разрешали делать перестановку в комнатах, корректировать свой график питания, оказались более здоровыми соматически и менее депрессивными.
«Именно поэтому в таких условиях важно задавать себе вопрос: на что я могу воздействовать?» – уверена Олеся.
Что делать, если изоляция частичная и внутренняя?
Надежда столкнулась с другой формой изоляции и ситуацией, когда поддерживать себя нужно было не в карцере. Сначала ей дважды пришлось срочно эмигрировать из страны, в которой она находилась: вначале – из Беларуси, а после – из Украины, где началась война. Сейчас она находится уже в третьей стране за неполный год и адаптируется к новым условиям.
«В стрессовой ситуации мой организм сам понимает, что надо собраться, – говорит она. – В день перехода границы я не ела и не пила около 40 часов, но не чувствовала голода и жажды. Желания пойти в туалет я не чувствовала до попадания в относительно понятную ситуацию. В стрессовой ситуации я становлюсь очень однозначной, а если я что-то попросила сделать, то могу повысить голос, чтобы человек рядом меня услышал.
При переходе границы интересно было наблюдать, на что способно мое тело и мой организм при выбросе адреналина: я смогла простоять больше суток, хотя обычно устаю после 30-40 минут прогулки. Осознание, что нет другого варианта, кроме как стоять и ждать своей очереди на переход границы, заставило тело собраться. А когда в толпе подумали, что в нас летит ракета, спустя буквально пару секунд у меня стали сильно и неконтролируемо трястись ноги, хотя я продолжала стоять на месте. Так у моего организма произошел сброс выработанной энергии для реакции «беги». Эта мелкая дрожь рук и ног оставалась со мной еще не меньше суток, я даже спутала это с трясучкой от холода.
Сейчас на новом месте все бесит: новые упаковки, новые продукты – все на незнакомом языке. Тратишь время, чтобы найти какие-то новые подходящие средства, переводишь этикетки. Повсюду я выбираю знакомое, потому что нет желания разбираться. И это сильно раздражает – тратить так много времени, чтобы купить условный шампунь. Еще в первое время я не обращаю внимание на цены. Неделю или две, если не больше, цен для меня не существует - есть только вопрос обеспечения себе комфорта, обеспечения себя теми вещами, что были на предыдущем месте.
Еще я всегда на новом месте ищу якоря, которые не зависят от моего местонахождения. Именно так я всегда, где бы ни была, ищу точку с вкусным кофе».
Психолог Олеся Ольховик объясняет:
«В такой ситуации наша привычная жизнь нарушается, нужно адаптироваться к другой стране, мы чувствуем себя одинокими. Подключается еще и вина выжившего, когда появляются мысли вроде «там люди в тюрьме, а я переехал и не имею права чувствовать себя плохо». К такой ситуации применимы все те способы, про которые мы говорили выше: ориентация на ценности, планы на будущее, телесные практики.
Однако здесь у нас появляется возможность находить свое племя. Если в колонии или СИЗО общение может быть вынужденным, а люди в камере не всегда будут соответствовать нашим ценностям, то на свободе в своем ареоле можно найти людей, которые думают схоже с нами, ценят те же вещи. Ощущение принадлежности к сообществу критически для нас важно. Когда я вижу, как людей «выносит», я подхожу и говорю:
«Посмотри на меня. Я здесь, чтобы тебе помочь».
И уже после этого становится легче, хотя мы пока ничего не решили».
Как передать эту информацию заключенным?
В нынешних условиях рассказать политзаключенным о методах, которые описаны в материале, можно несколькими способами: описать в письме, передать с адвокатом или рассказать на свидании.
«Лучше всего передавать эти знания при личном контакте, – уверена Олеся Ольховик. – Например, научить человека, который идет на свидание, как делать «бабочку», как правильно прохлопывать себя, стучать ножками, чтобы потом он показал все это человеку в заключении. Когда делать это вместе, это лучше запоминается: знание, не пропущенное через тело, не так западает в память. Когда человек, который теряет надежду, не хочет ничего делать, прочитает про эти методы в письме, он может подумать: «Хорошо, потом посмотрю», – и больше не вернуться к ним. А если включить его тело, у него появится опыт, а это уже что-то меняет».
Таким образом, есть несколько опор, на которых человек может держаться самостоятельно, даже если у него нет психологической поддержки со стороны: ценности, выбор поведенческой стратегии, замена токсичных мыслей на конструктивные и социализация. Главное – пользоваться этими действенными инструментами, которые хотя и просты на первый взгляд, обладают невероятной силой.
Психологическая помощь: Правила оказания первой помощи людям, столкнувшимися с насилием и пытками
