«Если одним словом, то оно будет нецензурным». Как (не) охраняется право на здоровье заключенных Беларуси? Законодательство и практика
Каковы особенности доступа к медицинской и психологической помощи у осужденных? Нарушается ли право на охрану здоровья у заключенных в Беларуси? В чем совпадение и несовпадение международных стандартов права и национального законодательства Беларуси? И что не так с практикой его применения? Как устроена психологическая помощь заключенным и какие опасности она таит? Об этом сегодня высказываются врачи, психологи, правозащитники и юристы.
Международным нормам соответствует. «На бумаге»
Врач и правозащитник Олег Дорошкевич отмечает: в белорусских национальных документах, касающихся медицинского обеспечения заключенных, есть соответствия международным нормам.
- Олег Дорошкевич. Фото: Наша ніва
К примеру, в Конституции РБ гарантируется защита от пыток, насилия и другого жестокого и унижающего человеческое достоинство обращения с осужденными. А в инструкциях от КГБ и МВД написано, как нужно обращаться с людьми, которые болеют тяжелыми инфекционными заболеваниями, и какое у них должно быть медицинское обеспечение — и там действительно все, как и должно быть, считает Дорошкевич, однако подчеркивает: у нас все прекрасно только “на бумаге”. По факту же, задержанные после президентских выборов 2020 года содержались в нечеловеческих условиях, а никакого медицинского обследования не проводилось. Это Олег Дорошкевич может проиллюстрировать и личным опытом отбывания административного ареста:
«В ноябре 2020 года я был арестован и подвергался допросам, потом был [привлечен к административному аресту] — никакого обследования у меня не делалось. Я сам лично перенес две операции по поводу онкологии, о чем говорил [администрации] — я был в очень жестких условиях и еле выжил.
Вместе со мной в камере сидел человек с гипертонической болезнью. Он говорил: у меня высокое давление. Померили — 180. То есть в любую секунду он мог умереть. Они ему два дня не давали доступ к лекарствам — у него были лекарства. Если бы не присутствие меня — кардиолога — он бы точно умер. 72-летнему человеку отказывали в помощи».
Административный арест — кто ответственен за здоровье?
Правозащитник и представитель публичного учреждения “Врачи за правду и справедливость” Василий Завадский обращает внимание на то, что в практике применения национального законодательства Беларуси все же есть непонятные места:
«В положении Министерства здравоохранения четко написано, что именно это ведомство несет ответственность за организацию медицинского обслуживания населения РБ. Мы в своей практике, когда изучали тему права на здоровье административно арестованных и обращались в Министерство здравоохранения, то увидели, что у него даже нет понимания, что такое административно арестованные, где они отбывают наказание, а также что эта сфера не относится к Департаменту исполнения наказаний (ДИН) МВД. А если нет понимания, то скажите, какое может быть исполнение обязанностей?»
- Васіль Завадскі. Фота: humanrightshouse.org
В вопросе обеспечения охраны здоровья людей, отбывающих административный арест, Василий Завадский ссылается на давнишнее предложение правозащитников — ликвидировать вообще такой вид наказания, как административный. Тогда проблема радикально была бы снята. Но пока этого не происходит, инициатива «Врачи за правду и справедливость» проводит исследование среди людей, отбывших административный арест в Беларуси. По его результатам у четверти людей никакой медицинский осмотр при поступлении в ИВС не проводился. Что касается получения медицинской помощи во время содержания, то 36% от опрошенных ее не получили вовсе, а 46% получили в недостаточном количестве.
«[Кроме того], в учреждениях, где отбывают административный арест, даже не всегда в штате есть медицинский работник. То есть это даже не всегда можно обеспечить», — дополняет Василий Завадский.
Также в исследовании был задан вопрос: «Если вы нуждались в постоянном приеме лекарств, имели ли вы возможность принимать их во время отбывания?» По результатам ответов только 18% от опрошенных имели такую возможность.
Люди, отбывающие административный арест по причинам политический репрессий в отношении их, сталкиваются и с практикой, когда условия их “жизни” специально ухудшаются. Что может привести к дополнительным проблемам со здоровьем.
«Мы [содержались] в помещении 12 квадратных метров, туалет открытый с запахом, 8 человек — то есть с нарушением гигиенических норм, — вспоминает о своем опыте врач Олег Дорошкевич. — Был уже холод, 4 градуса ночью — но нам не разрешали закрыть окно. Ночью мы должны были спать одетыми. А потом наконец мы уговорили закрыть окна — но потом они включили отопление, и уже не разрешали проветривать помещение — и два дня мы находились при температуре 35 градусов. Круглые сутки два дня 8 человек в спертом помещении. Они нам иногда подчеркивали: мы делаем это так, чтобы вы никогда не хотели протестовать».
А Василий Завадский согласен с тем, что подобное отношение есть и к политическим осужденным:
«Это подтверждается, когда мы анализируем информацию, поступающую из мест лишения свободы. Мы видим, что некоторые колонии звучат наиболее часто — например, шкловская. По моему опыту, это говорит о том, что администрация выполняет такие распоряжения особенно рьяно».
Гибель, которая не расследуется, и национальный закон, не имеющий правового содержания
По политическим мотивам беларусы получают не только административный арест, но и лишение свободы — по уголовным статьям. Колонии являются частью Департамента исполнения наказаний (ДИН) МВД. Ему же подчиняются также и следственные изоляторы (СИЗО), где под стражей содержатся обвиняемые в преступлениях, а также некоторые осужденные.
Однако не стоит забывать о том, что права осужденных, отбывающих наказание за совершение преступлений не “политического” характера, также должны соблюдаться. И об их историях также следует помнить. К этому призывает юрист правозащитного центра «Весна» Павел Сапелко.
- Павел Сапелко
«Мы все помним историю Александра Вихора и Витольда Ашурка, — говорит Павел Сапелко. — Но мы должны вспоминать и гибель Игоря Птичкина, и гибель Игоря Барбашинского».
*Игорь Птичкин умер в СИЗО-4 в 2013 году из-за ненадлежащего оказания медицинской помощи фельдшером следственного изолятора. Игорь Барбашинский умер в 2016 г в жодинской колонии, по факту его смерти было возбуждено уголовное дело по признаку преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 162 Уголовного кодекса (ненадлежащее выполнение профессиональных обязанностей медицинским работником, повлекшее по неосторожности смерть пациента).
В связи с этим Павел Сапелко приводит следующие данные:
С января 2012 по март 2015 года следственными подразделениями произведено 169 проверок по заявлениям по фактам смерти 170 граждан в местах содержания под стражей (ИВС, СИЗО и др.) По результатам этих проверок было принято всего 5 решений о возбуждении уголовного дела. По 164 — об отказе в возбуждении уголовного дела.
В местах содержания под стражей 128 граждан скончались в результате различных заболеваний, в том числе инфарктов, ВИЧ, СПИД, злокачественных новообразований, туберкулеза. Смерть еще 42 человек носила насильственный характер: механические асфиксии, закрытие просветов дыхательных путей пищевыми массами и т. д.
Эти сведения были опубликованы ДИНом — именно потому Павел Сапелко о них знает:
«Других у меня нет, поскольку ДИН их больше не публиковал».
Белорусские власти про международные стандарты слушать не хотят
Подобная статистика ярко иллюстрирует ситуацию неисполнения беларусской властью международных стандартов.
Ведь право на жизнь (и связанная с этим ответственность государства обеспечить такое положение, чтобы в местах лишения свободы люди не погибали) — это те стандарты, которые закреплены в международных документах. А в Беларуси установлен принцип верховенства права, а не национального закона. РБ признает приоритет общепризнанных принципов международного права и обеспечивает соответствие им законодательства, это закреплено и в Конституции. Однако беларусские власти часто про международные стандарты слушать не хотят, считает Павел Сапелко:
«Гражданско-политические и социальные права заключенных постоянно нарушаются и находятся на очень низком уровне. Зачастую они нарушаются даже не фактом плохого исполнения национальных законов, а попросту отсутствием в национальном законодательстве тех норм, которые бы внедряли в жизнь положения международных обязательств Беларуси в области прав человека.
Если мы захотим сказать о положениях прав заключенных одним словом, то оно будет нецензурным».
Находить несоответствия белорусского национального законодательства международным стандартам прав человека Павел Сапелко может долго. К примеру, статья 17 Международного пакта о гражданских и политических правах (который был подписан и ратифицирован Беларусью) содержит в том числе положение: «Никто не может подвергаться произвольному или незаконному вмешательству в его личную и семейную жизнь». Однако в Беларуси есть закон, который позволяет лишить осужденного права на свидание с родными и близкими в порядке дисциплинарного наказания.
«Вообще, эта норма должна быть вынесена из уголовно-исполнительного законодательства, и об этих временах, когда в порядке наказания можно запретить связываться и видеться со своими родными и близкими, нужно забыть навсегда», — уверен Павел Сапелко.
Подобный пример показывает, что в Беларуси не всегда национальный закон имеет правовое содержание, подчеркивает Павел Сапелко. К сожалению, это напрямую может негативно сказаться и на психологическом здоровье заключенного: не видеться с родственниками тяжело.
Как обеспечивается психологическая помощь заключенным
Вопросы обеспечения психического здоровья у заключенных анализирует юристка и представительница «Комитета по расследованию пыток в Беларуси» Юлия Леванчук.
«Если стандарты оказания медицинской помощи заключенным хоть и декларативно, но тем не менее расписаны в законодательстве Республики Беларусь, то говорить о том, что психологическая помощь регламентирована надлежащим образом, не представляется возможным. Среди правовых норм есть значительное количество коллизионных», — убеждена Юлия Леванчук.
- Юлия Леванчук
Есть минимальные стандартные правила обращения с заключенными. И Беларусь действительно попыталась выполнить это требование: в Уголовно-исполнительном кодексе предусмотрели, что осужденным оказывается психологическая помощь — на добровольной основе и квалифицированными психологами. Аналогичные права закреплены постановлениями МВД: осужденный наделяется правом на получение психопомощи. Однако все же Беларусь выполняет эти требования формально.
«Комитет» опрашивал людей, которые освободились из мест лишения и ограничения свободы, и сделал вывод: психологическая помощь не оказывается.
«Общение с психологом было принудительным. Все контакты с лицом, которое сотрудники исправительного учреждения указывают как психолога, были лишь по инициативе сотрудников исправительного учреждения. Опрошенным не разъяснялось право по собственной инициативе обратиться за психологической помощью.
Отказ от посещения психолога расценивался как нарушение правил внутреннего распорядка —за это налагались дисциплинарные взыскания. Все беседы проходили без участия третьих лиц, но содержание разговора автоматически становилось известным каждому из сотрудников исправительного учреждения. Данный вывод опрошенные делают ввиду того, что в последующем иные сотрудники исправительного учреждения передавали опрошенным о части их высказываний в беседе с психологом», — рассказала Юлия Леванчук.
Принципы оказания психологической помощи гласят: она должна быть добровольной, доступной, научно обоснованной, конфиденциальной и профессиональной, оказанной с уважением прав и свобод человека. Но Леванчук делает вывод, что этических стандартов поведения психологов в уголовно-исполнительной системе РБ не существует.
«Респонденты указывают, что при поступлении в исправительное учреждение с ними общалось лицо, которое представлялось психологом. Однако все вопросы, которые задавались, были направлены лишь на установление обстоятельства, связанного с признанием либо непризнанием вины», — говорит Юлия Леванчук.
На подобную проблему обращает внимание психолог Ольга Величко — в историях политзаключенных:
«После бесед с психологами политзаключенные приобретали экстремистский статус, и такой не один кейс удалось нам выявить на Володарке [СИЗО-1]».
Кроме того, есть случаи, когда после бесед с психологом на политзаключенных заводились новые уголовные дела. Ярким примером здесь служит кейс Никиты Золотарёва.
«В период времени с 11.30 до 12.30, точное время в ходе следствия не установлено, находясь в служебном кабинете психологической службы, в категорической форме отказался выполнять законные требования работников учреждения», — говорится в постановлении в отношении Никиты Золотарева.
Психолог Ольга Величко тоже считает, что в вопросе психологической помощи заключенным и бывшим заключенным в белорусских пенитенциарных учреждениях все непрозрачно, закрыто и непонятно. Большой проблемой является то, что психологи, работающие с лишенными свободы людьми, структурно подчиняются начальнику пенитенциарного учреждения. А ДИН МВД, как уже отмечалось, является крайне закрытой от общественного контроля системой.
- Ольга Величко
Кроме того, Ольга Величко указывает и на коллизию в соотнесении функционала Министерства здравоохранения. Ольга считает, что именно оно должно проверять, как оказывается медицинская и психологическая помощь. Однако само ведомство говорит, что «они туда не вхожи, это не их компетенция и это им не нужно». Ответы с таким смыслом Ольга Величко получала на свои запросы Министерству здравоохранения.
Почему психологи пенитенциарных учреждений работают плохо?
Заключенный часто не может рассчитывать на помощь психолога, поэтому вся адаптация в местах несвободы зависит от самого человека. У него отсутствует среда для личного пространства (к примеру, нормативным документам предусмотрено, что жилая площадь в колониях на человека — это два квадратных метра). В связи с этим происходят поведенческие изменения у осужденного, но это также ведет и к тому, что психологические изменения и профессиональное выгорание есть и у самого психолога — так считает Ольга Величко.
«Я разговаривала с психологом, работающим в колонии, и он жаловался, что у него одна ставка — а на нём и осужденные, и родственники», — поделилась Ольга Величко.
Вот что еще рассказал Ольге психолог, работающий в колонии:
«Наша основная работа, которую сложно выполнять из-за кипы бумажных дел, — это прямой контакт с заключенными. Если не заполнить бумажки и не показать их проверяющим инстанциям, будет выглядеть, будто работа не проведена. Из категории тех же бесполезных задач: нужно выполнять план по проведению индивидуальных и групповых занятий. Выглядит это примерно так: рассаживают целую аудиторию в актовом зале, психолог там что-то «трет» — зато галочка где надо поставлена. Как говорят в уголовно-исполнительной системе: «сделал — запиши, не сделал — запиши два раза». Бюрократия заполняет уйму времени, и главная работа не выполняется».
А юрист Юлия Леванчук подытоживает:
«Пенитенциарная психология не нацелена на осужденного человека и на решение его индивидуальных проблем. Она не нацелена на оказание профессиональной помощи».
«После освобождения около 60 процентов людей попадают в места лишения свободы заново, — говорит Ольга Величко. — Потому что вся система работает плохо. И человек не может противостоять тому, через что ему пришлось пройти».
Что же нам с этим всем делать?
«То, что мы делаем, это информирование, — говорит Василий Завадский. — И мы тем самым, я убежден, оказываем влияние на общественное мнение за рубежом, но и в Беларуси тоже. И пусть это не сиюминутно, но постепенно это влияет на людей и способствует изменению ситуации. И тем самым через это мы приблизим глобальные позитивные изменения в нашей стране».
*Статья подготовлена на основе выступлений в рамках конференции «Право на охрану здоровья в пенитенциарных учреждениях Беларуси: международное и национальное законодательство и практика». Ее организовало публичное учреждение “Врачи за правду и справедливость”.
