"Все 24 человека в камере были едины в том, что победа будет за нами", — экс-заключенный "Володарки"

33-летнего минчанина Амирани Бутиашвили осудили к трем годам "химии" за участие в акциях протеста 9 и 10 августа 2020 года против фальсификации итогов президентских выборов. Его нашли по фото с телефона другого задержанного — минчанин случайно попал на фотоснимки. Задержали Амирани 28 января и поместили в карцер изолятора временного содержания на Окрестина. Несмотря на холод, у него забрали куртку и он остался в одной майке. Но другие задержанные дали Амирани свитер, который остался в карцере по "наследству" от бывших арестантов. В нем минчанина перевели на "Володарку" — свитер сразу узнали другие заключенные, прошедшие этот же путь. Амирани до суда почти два месяца удерживался в СИЗО-1. Он рассказал "Весне" про свое задержание и политическое преследование, про избитого сокамерника экс-следователя Стороженко, как узники "Володарки" узнали про войну и как восприняли эту новость. 

Амирани Бутиашвили. Фото с личного архива

Прослушивали три дня до задержания

Амирани до задержания занимался грузоперевозками по маршруту Минск-Москва. После очередной поездки его и задержали. Это было днём 28 января:

"Я повез машину на станцию технического обслуживания — там они меня и “приняли”. Сотрудники ГУБОПиКа приехали на сером тонированном Volkswagen Polo. С машины вышли три человека. У меня сразу забрали телефон. У меня стоял «face ID» — меня держали, телефон поднесли к лицу и разблокировали. Так меня задержали. 

Как мне сказали потом, меня прослушивали три дня до задержания. 

За рулем по описаниям, как мы потом выяснили с сокамерниками, ехал сотрудник ГУБОПиКа Валерий Высоцкий [известен тем, что применял физическое насилие при допросе студента химфака БГУ Артема Боярского — доп.ред.]".

По словам Амирани, именно Высоцкий при задержании больше всех высказывал ему угрозы.

"Был допрос с угрозами — всё, как обычно, в принципе"

У минчанина, который только вернулся с рейса, при себе были 6500 долларов и 330 рублей — они до сих пор находятся под арестом до разрешения судом вопроса по иску "Минсктранса".

"Один из сотрудников, когда увидел такую большую сумму при мне, сказал, чтобы я позвонил кому-нибудь, кто мог бы приехать и забрать деньги. Но Высоцкий сказал, что никому деньги не отдадут — это "будет им моральная компенсация".

В ГУБОПиКе Амирани допросили:

"Там был допрос с угрозами — всё, как обычно, в принципе. Угрожали: "Тебе дадут семь лет, ты оттуда не выйдешь, в тюрьме добавят срок", "Если у тебя в квартире полазим, то найдем срок и тебе нормальный".

Сотрудники ГУБОПиКа нашли Бутиашвили по фото другого человека, которого задержали, когда он вешал ленточки во дворе. Его задержали, а в телефоне нашли фото с акций протеста, на одной из которых был запечатлен и Амирани. Силовики нашли его профиль в фейсбуке, на одной фотографии стояла БЧБ-рамка:

"Сотрудники говорили, что тот задержанный им «принес» сорок человек. Мне говорили: "Сейчас посмотрим, сколько ты нам человек принесешь". 

По словам Амирани, в галерее у него не было фото и видео, поэтому силовики полезли в гугл-фото, где обнаружили фото и видео:

"Но на них ничего не было видно — была ночь".

"Запугивали, что «завезут в хату с петухами»"

С Амирани записали традиционное "покаянное видео":

"Один сотрудник не хотел, чтобы со мной записывали видео, но другой сказал мне: "Пошли, у меня есть для тебя минута славы". Меня завели в кабинет с зеленым фоном. Мне говорили, что нужно говорить. Но получилось записать не с первого дубля: меня заставляли говорить, что я "принимал активное участие", а я сказал первый раз, что выражал активную позицию. Кроме этого, я нервничал — первый раз столкнулся с таким [задержанием — зам.ред.]. Меня запугивали, что, например, «завезут в хату с петухами".

Амирани рассказывает, что в одном кабинете здания ГУБОПиКа на телевизоре шло видео "NEXTA".

"Губоповцы злились и горели тем, чтобы быстрее пойти бухать"

В Центральном Следственном комитете все спешили, Амирани не давали нормально ознакомиться с документами — торопили подписать их:

"Губоповцы всю дорогу в СК ругались: "Пятница, а мы с тобой возимся! Мы могли бы уже коньяк пить с горла!" Они злились и горели тем, чтобы быстрее пойти бухать в какой-то бане. Одному из них кто-то звонил и хвалился, что отдыхает, на что губоповец [по приметам — Высоцкий] ответил: «Я приду домой и прям с порога всажу бутылку коньяка".

Когда ехали на машине, то они обсуждали прохожих между собой. Например, идет девушка, а они говорят: "Посмотри какая кабыла! Скоро заедем к ней". Обсуждали стоимость одежды прохожих: "Жалуются, что херово живут, а сами в натуральной шубе ходят!"

Адвокаты не хотели браться за "политическое дело", говорили: "Лучше бы он убил кого-нибудь"

Шансов, чтобы к задержанному вызвали адвоката, не было:

"Они говорили: "Зачем тебе адвокат? Он все равно ничего не решает!" Ну и причитали, что еще придется и адвоката ждать.

Когда ко мне потом приезжал следователь и спрашивал, знаком ли я с документами, я не знал, потому что не успел прочитать".

Кроме этого, по словам Амирани, родственникам сложно было найти адвоката из-за того, что дело "политическое":

"Вообще адвоката было сложно найти — никто не хотел браться. Говорили: "Лучше бы он убил кого-нибудь". Мы понимали, что адвокат нужен только, чтобы была какая-то связь с родственниками". 

"В ИВС все спали на бетонном полу"

"Политический" карцер в ИВС на Окрестина в конце января-начале февраля

В изоляторе временного содержания на Окрестина Амирани удерживали десять суток. Все это время он находился в карцере с бетонным полом. В карцере, рассчитанном на одного человека и размерами 120х320 сантиметров, одновременно находились четыре-шесть человек:

"У меня по приезду забрали куртку, несмотря на то, что был январь, и я остался в одной майке. В карцере было холодно. Все спали на бетонном полу, потому что кровать не отстегивали. Мне оставили свитер — остался "по наследству" от тех, кого перевели из ИВС на "Володарку".

В этом свитер Амирани сам уехал в СИЗО-1 — свитер сейчас там остался.

"Все прибывшие были в теплых вещах, поэтому ребята сказали забирать с собой свитер. Переживали, что будет со мной на «Володарке»: вдруг у меня заберут куртку и там. Когда меня привели в СИЗО в нем, то этот свитер узнали".

Сотрудники — человеку с туберкулезом и вшами: "Нужно сутки отработать на Окрестина"

Как рассказывает бывший арестант ИВС Окрестина, там работает медсестра — пожилая женщина с каре. По его словам, от нее пахло алкоголем:

"Она привела к нам на "сутки" в карцер бомжа. У него был туберкулез, на нем и на его одежде были вши, которые прыгали, на ногах были гнойники.

Этот мужчина нам рассказал, что у него "такая работа": "Я никого не трогал, я просто пил, но пришли домой и забрали меня". Ему сказали: "Нужно сутки отработать на Окрестина". Медсестра, которая завела его к нам в карцер, относилась к нему лояльно, а человеку, который застудился и не мог в туалет сходить, поэтому просил у нее таблетки, говорила: "Не сдохнешь".

"Бомж" в "политическом" карцере в ИВС на Окрестина в конце января-начале февраля

Отношение к арестантам со стороны работников ИВС, говорит Амирани, было разное: "Зависело от смены".

"Например, одни заставляли нас до трех ночи стоять в карцере". 

"Держаться помогали ребята"

Проверка на Окрестина проходила дважды на день: в восемь утра и восемь вечера всех выводили из камеры и ставили возле стены головой вниз и с руками за спиной в полусогнутом состоянии. Это акт психологического давления на задержанных. Амирани рассказывает, что помогало не падать духом в таких условиях:

"Держаться помогали ребята. Когда я попал на Окрестина, я был в шоке, потому что губоповцы угрожали, что меня заведут в специальную камеру — "пресс-хату" или к "петухам". И они еще сказали, что знают, где я нахожусь, поэтому еще наведаются ко мне в гости. Но они всем так говорят, как выяснилось потом.

Поэтому, когда меня привели в ИВС, то у меня было опасение. Но я сразу увидел у одного парня татуировку "Перамогі" на руке, поэтому уже было понятно, что это не подставные люди.

В соседнем карцере был какой-то бизнесмен — тоже по "политической" статье задержали. Мы слышали, как сотрудники говорили: "Этот тип нам еще пригодится — прокормит нас". 

На Окрестина грелись пластмассовыми бутылками, если они были в камере: наливали в бутылку горячую воду, под свитер засовывали и так грелись. 

"Никита рассказывал, что били ногами, дубинками, наматывали тряпку на голову"

Как рассказывает Амирани, к ним в карцер привели 28-летнего бывшего следователя Никиту Стороженко, которого задержали по ч. 3 ст. 130 Уголовного кодекса (разжигание иной социальной вражды). 17 августа 2020 года он заявил в своих соцсетях, что уволился из Следственного комитета в знак протеста. Амирани рассказывает, что на Окрестина его привезли сильно избитым:

"Он был весь синим: от конца позвоночника и почти до пяток. На лице и на голове были ссадины, следы от наручников. Никита рассказывал, что били ногами, дубинками, наматывали тряпку на голову, одевали мусорное ведро на голову и били по ведру, чтобы следов побоев не оставалось. Но все равно у него было рассечение на носу, возле уха была большая ссадина.

Работал ГУБОП. Они вообще любят больше всех избивать айтишников и тех, кто "сливает" информацию. 

Никита держался. Он молодец. Мы его поддерживали. Никита высказался начальнику ИВС. По его словам, после выборов его назначили расследовать дело 16-летнего парня [вероятно всего, речь идет о Тимуре Мицкевиче, тогда против парня, который находился в коме из-за избиений, возбудили уголовное дело по ст. 293 Уголовного кодекса (участие в массовых беспорядках)]. Никита поехал к нему в больницу и увидел, что на нем нет живого места. После этого у следователя "всё перевернулось" и он уволился из следственных органов". 

Как рассказывает Амирани, по статье 130 УК Никиту в ИВС удерживали только трое суток — после этого его перевели в СИЗО-1, но его там первый раз не приняли из-за сильных побоев:

"Мы с Никитой потом еще виделись на «крестинах». Каждый четверг заключенных ставят на профилактические учёты. Там это называется "крестины". Получилось так, что те, кто был в карцере на Окрестина, встретились на "крестинах".

"Единственное, что "политическим" перестали ходить письма" 

Амирани Бутиашвили. Фото с личного архива

Почти два месяца минчанин находился в подвальной камере №60 — в так называемом "Шанхае", где одновременно удерживались 24 человека:

"Это, наверное, самая большая камера в СИЗО. Сразу, когда я приехал, было 12 "политических", а потом дошло до 16". 

По словам Амирани, особого отношения к "политическим" в СИЗО-1 он не заметил, кроме проблемы с письмами:

"Кормили одинаково: на первом, втором и третьем этаже. Отношение более-менее человеческое. Там и "уважаемый" говорят и на "Вы" обращались.

Единственное, что "политическим" перестали ходить письма. Например, задержанным по "наркотической" статье приходили по 2-3 письма в день, а "политическим" — через письмо, через три письма. Просто могли вернуть письмо обратно заключенному, потому что "много людей и цензор не успевает проверять письма".

"Когда кто-то чихал в камере, то все 24 человека говорили «Будь здоров!»"

Бывший заключенный вспоминает “Володарку” как место, где все друг друга поддерживают:

"Там все друг друга поддерживают. Когда я попал на Окрестина, у меня был шок — ребята поддержали. Но следующих, которые "заезжали", уже я поддерживал. Уже все улыбаются — ничего уже не изменишь, хоть ты плачь или бейся об стену.

Мы все друг друга поддерживали, поэтому у нас никто ни в чем особо не нуждался. 

Мы настолько дружными были в камере, что когда кто-то чихал, то все 24 человека говорили "Будь здоров!" Потом уже ребята чихали в подушку, чтобы никто не слышал, потому что всем нужно "Спасибо" ответить.

Помню, как-то гуляли на прогулке, а в соседнем дворике гуляли девушки. Девушки крикнули: "Жыве Беларусь!", а мы ответили: "Жыве!" Иногда на прогулке мы пели песни, например, гимн "Пагоня".

С нами было два человека, которые хорошо знали историю — один историк Вадим Усоский, а второй начитанный айтишник Андрей Локтевич, который хорошо знает историю. Про все, что угодно можно расспросить — про войну, царей. Один рассказывал, а второй продолжал. Они друг друга дополняли и поддерживали. Артем Соловей больше всех любил смотреть телевизор и комментировать новости.С нами в камере был ещё Алексей Кедыш, которого недавно задержали с женой. Мы его сразу поддержали”. 

"Было страшновато, но мы же были в «шанхае» — почти в бомбоубежище"

Про начало войны заключенные камеры №60 узнали почти сразу:

"Про войну мы узнали утром 24-ого февраля. В шесть утра в камере включается свет — и можно включать телевизор. По белорусским новостям сказали, что "Россия начала спецоперацию". Мы все сразу поняли, что это война.

Я знал точно, что это война. Когда я возвращался в Минск из Москвы в день задержания, то видел на трассе М1 очень длинную колонну техники. Я столько лет езжу и ни разу не видел столько военной техники. Я снимал на видео, но после освобождения не нашел на телефоне эти видео. Наверное, силовики удалили. 

Но никто не верил в то, что показывают по телевизору: что побеждает Россия или у российской армии все получается.

Было страшновато, но мы же были в "шанхае" [камера в подвале — зам. ред.] — почти в бомбоубежище. Но мы боялись, что нас просто забудут. Все уйдут, а мы останемся. В голове прокручивали, как вырывать решетку на окнах. 

Но больше было за Чернобыль [Чернобыльскую АЭС — зам. ред.] страшно. Боялись, чтобы не бомбануло.

К нам в камеру заходил старший прапорщик и говорил: "Вам надо было не разуваться перед тем, как на скамейки стать, а драться", "Сейчас может быть мы тут сидели бы", "Ошибка белорусов, что они такие добрые, а мы теперь будем этим пользоваться".

Продольный [надзиратель — зам. ред.] со шрамом на голове зашел к нам как-то и говорит: "Ну что, пойдете вину перед Родиной кровью искупать! Поставим вас в первые ряды на войне". Мы ему отвечали: "Не боитесь, что мы вернемся?"

"Человек намного полезнее на свободе, чем в тюрьме" 

Амирани Бутиашвили. Фото с личного архива

Уголовное дело Амирани в суде рассмотрели за один день. Процесс вела грустноизвестная "политическая" судья Ленинского района Юлия Шут. Приговор Амирани ждал два с половиной часа в "стакане" в суде в подвале.  

"Несмотря на то, что я признал вину, мне в ходе процесса показалось, что я поеду не домой после суда. Потому что судья была такая злая! Она не уточняла, не спрашивала, она утверждала, как будто со мной рядом стояла 9 и 10 августа.

Адвокат сказал, что нужно признать вину, чтобы не дали реальный срок".

Амирани дождался, когда приговор вступит в силу и отменят подписку о невыезде, и покинул Беларусь. Через неделю силовики пришли домой за Амирани, но его там уже не было. 

"Я уехал из-за срока. Три года находиться где-то… За это время можно деградировать. Неизвестно, что будет завтра. Сегодня я на «химии», а завтра за мной могут приехать и забрать. Я вижу, как сейчас задерживают всех за План "Перамога". Причем, губоповцы сами могут тебя зарегистрировать, если ты там упираешься в чём-то. Точно так, как они подписывают на "деструктивные телеграм-каналы".

За годы может произойти всё, что угодно: можно одичать, можно уйти в себя. А на свободе можно предпринимать какие-то действия. Человек намного полезнее на свободе, даже за границей, чем в тюрьме”.

"Все 24 человека в камере были едины в том, что победа будет за нами"

На вопрос "изменились ли Ваши взгляды за время в заключении" Амирани ответил: "Конечно, да":

"Я еще больше верю в то, что победа будет за нами! Никто из тех, кого я встречал за решеткой, не сказал, что мы проиграли. В нашей камере было 24 человека. Из "неполитических" — те, кого преследуют по "наркотической" статье, по статье за кражу, тяжкие телесные. Но все 24 человека в камере были едины в том, что победа будет за нами. Никому не нравилась нынешняя власть".