"Это было своего рода показательным унижением". Минчанин рассказал про условия в ИВС Минского района
36-летнего минчанина, в одиночку воспитывающего дочь, Дениса Князева в конце 2022 года осудили к трём годам "домашней химии" за участие в акциях протестах. Недавно "Вясна" рассказывала его историю задержания "по доносу". Однако в уголовно-исполнительной инспекции за четыре месяца его забыли поставить на учёт. В апреле этого года его снова задержали на 30 суток якобы за "нарушение режима отбытия наказания". При этом, на учёт его поставили только на 29-е сутки ареста. Бывший политзаключенный даже написал большой рассказ о своём преследовании (мобильная и компьютерная версия). "Вясна" перепечатывает монолог бывшего политзаключённого Дениса Князева про условия содержания в изоляторе временного содержания Минского района весной 2023 года.
"Почему тебе дали "домашнюю химию", а не колонию?"
Однажды я приехал утром к моей маме домой в гости. Побеседовал, попил кофе. Собрался в офис, но при выходе из подъезда на меня накинулись неизвестные в гражданской одежде с криками, что я террорист и пойду по террористической статье. Я вообще не понимал, что происходит. Мне застегнули наручники и повели головой вниз в какую-то машину. В машине меня стали оскорблять и унижать. Но я ничего не отвечал, так как на хамство я не реагирую. Я лишь отвечал деликатно и тактично, если что-то было неправдой. В итоге спустя 30 минут езды люди в машине начали обзывать меня "котом Леопольдом". Мы приехали в РОВД Минского района. Меня высадили, а сами люди отошли в беседку на 5-10 метров и начали курить. Попутно они говорили друг другу, что взяли обычного человека, а думали, что будет какой-то рецидивист. Они оскорбляли меня, а потом добавляли, что я какой-то "вежливый немец". Наверное, они хотели меня спровоцировать. В итоге они сдались со своими расспросами. Отвели меня на третий этаж в свой кабинет. Распечатали документы и стали удивляться, что мне выписано 30 суток ареста. Я лишь не понимал – почему так много. И спрашивал, можно ли их уменьшить до 10-15 суток. Но я всё равно не понимал, за что. Мне лишь отвечали, что сами не понимают, что это не они решают. Мне сказали, что арест был выписан прокурором.
"Нас убеждали, что мы все сгнием в тюрьмах". История бывшего политзаключенного Дениса Князева
Дальше мне отстегнули наручники. Спросили, есть ли вещи с собой. Я ответил положительно. Они сообщили, что мне тогда надо позвонить родственникам, чтобы они это всё забрали, так как в ИВС Минского района ничего с собой брать нельзя. В скором времени приехали мои родственники, мне снова надели наручники, я отдал свои вещи и лишь успел перед родственниками извиниться и сказать, что меня снова "закрывают" на 30 суток. Меня отвели на первый этаж в кабинет, где сидели женщины-милиционеры. Это были инспекторы, которые занимаются учётом людей. Мне сказали сесть на стул, стали сразу оскорблять и унижать. Спрашивали, зачем я ходил на протесты. Говорили, что то, что мне дали ограничение свободы, а не лишение – это ошибка. Они говорили: "Почему тебе дали "домашнюю химию", а не колонию?" Я лишь думал про себя, что то, что вам дали такую работу – это ошибка. Мои мысли были: "Почему вам дали такую работу, а не колонию?" Дальше они говорили, что я должен готовиться к тому, что скоро поеду в лагерь. Что мне дадут два года. Что нашли ещё пять моих фотографий. Что я плохой отец и т.д. Что они заправляют служебные машины и тратят топливо на то, чтобы ездить задерживать и проверять таких, как я. Я лишь думал про себя: "Так не ездите, не задерживайте и не проверяйте". Что милиция тратит 15% своих налогов на то, чтобы субсидировать наши жилищно-коммунальные платежи. Я тоже про себя с этим был не согласен. В общем, я просто молчал на все эти нападки, так как не видел смысла даже начинать какую-то беседу, тем более с таким изобилием хамства и матов. Когда они закончили меня обвинять, я лишь сказал одно: что в таком тоне со мной разговаривал лишь один человек из моего окружения – это была моя бывшая девушка. И дальше от женщинмилиционеров снова посыпались угрозы и мат. Дальше эти инспекторы стали удивляться, почему мне выписано так много суток. Стали говорить, что ничего сделать с уменьшением количества суток не могут и т.д. Дальше меня отвели откатать отпечатки пальцев. После я еле отмыл руки от этих чернил. А после повели в ИВС – его здание было в 20-ти метрах от РОВД. Меня передали дежурному милиционеру. При просмотре документов он лишь с удивлением спросил: "Ты знаешь, когда ты выходишь?" Я сказал со вздохом, что, да – 12-ого мая. Я видел, что он был тоже в недоумении из-за количества суток. Потом меня снова заставили раздеться до гола, присесть и одеться.
"Мы долго это будем терпеть? Долго!"
Меня отвели в камеру на два места. За время моего пребывания в камере почти постоянно было около семи-десяти человек. ИВС Минского района очень напоминает Окрестино.
- Местные заключённые – добрые и интеллигентные белорусы. Здесь я увидел учителей, студентов, программистов, докторов, бизнесменов, индивидуальных предпринимателей, инженеров, водителей т.д. Мы часто что-то обсуждали, рассказывали друг другу истории, играли в слова, в игры на развитие воображения и т.д. Поддерживали друг друга. Делились опытом по моментам на работе.
- Местные сотрудники – обычные милиционеры, но уже без масок, лица они свои не прятали – может из-за того, что уже запятнали свою репутацию, и им уже это было всё равно. Эти служащие снова постоянно упрекали, осуждали и оскорбляли людей в камерах, служащие грубили и часто произносят ужасные и унизительные слова про тех, кто находится в камерах. Проверки были каждый день, но только утром. И один раз в пятницу вечером, но не каждую неделю. Во время таких проверок людям нужно было выйти из их клеток и встать около стены. Руки надо было держать просто сзади. Никаких растяжек, смотреть можно было по сторонам. Служащие каждый день нас обыскивали непонятно зачем. Также металлодетекторами, которые вряд ли были рабочими, проверяли подошву нашей обуви. Выглядело это всё своего рода показательным отчётом на видеокамеры. Сидеть на кроватях днём было нельзя. Если кто-то про это забывал, то сразу прилетал милиционер и начинал ругаться матом, чтобы человек встал либо сел на пол, либо возле туалета. Это было своего рода показательным унижением. Также могли всех заставить стоять половину дня. Все кровати в камерах деревянные с металлическим обрамлением. Матрасы и постельные принадлежности не выдавали. Мы также не получали постельное бельё. Каждый спал в своей одежде.
- Из личных вещей разрешали лишь зубную щётку, зубную пасту, полотенце и пару сменных трусов и носков. Также разрешали куртки – в них все и спали. Спали прямо на полу, подкладывая под голову то обувь, то полотенца, то нижнее бельё. На этих двух кроватях также можно было спать, но их было всего две. Спали на них по очереди по несколько человек.
- Не разрешалось никаких продуктовых передач и лекарств. Никаких докторов не было. Можно было лишь позвать милиционера, который мог Вам выдать таблетки, если вам становилось действительно плохо.
- Людям не разрешали выходить на прогулки (в местный дворик), чтобы подышать свежим воздухом. Курящим людям сигарет также не полагалось.
- Мыться не водили, в душ не выводили.
- Все люди просто сидели на полу с постоянно включённым светом, который не выключался даже ночью. Дополнительно ночью будили по четыре-пять раз, колотя дубинками в дверь, заставляли подыматься и подходить к двери, чтобы назвать свои данные – то статью, то фамилию, имя и отчество, то день рождения. Спать некоторым было очень трудно, многие не высыпались и были в стрессе. Дополнительно каждое утро при подъёме и каждый вечер перед сном включали гимн. Скажу, что это никак не способствовало его восприятию. Наоборот гимн все воспринимали крайне негативно и как пытки. Обычно все вечером во время гимна вставали в шеренгу и пытались его перекричать словами: "Мы долго это будем терпеть? Долго!"
- В каждой камере был умывальник и кран, в котором только холодная вода. Также в каждой камере была дырка в полу с ещё одним краном, которые работали в качестве туалета. Это все удобства, которые были. Просить в камерах можно лишь мыло, туалетную бумагу и ключ от окна, чтобы открыть его на проветривание. Просить такое каждый день для нас было унижением.
- Местная еда была ужасная. Люди здесь голодали. На завтрак давали различную кашу: овсянку, манку или сечку. На обед – различные супы, такие как борщ, гороховый суп, щи или картофельный суп. Также на обед давали второе: картошку с половиной сосиски, кислую капусту или макароны с колбасой. На ужин – снова картошка с половиной сосиски, кислая капуста или макароны с колбасой. Один раз в неделю выдавали яйцо и котлету. Один раз в две недели давали рыбу. Никакого молока, никаких фруктов и овощей и т.д. Каждый день дают буханку хлеба. Также люди получали по трети кружки чая один раз в день на завтрак. Иногда вечером очень редко выдавали компот или кисель. Еды не хватало. Люди ели всё подряд из-за чего у многих были проблемы с животом.
"Казалось, что более опасны для государства комментаторы, а не протестующие"
Когда я был на Володарке, со мной рядом были люди по многим политическим статьям, но не было почему-то комментаторов… Вернее, был один, но его потом быстро забрали, потом долго искали, куда он пропал. Но сейчас не об этом. И только здесь, на ИВС Минского района, я понял, что все люди с комментариями и оскорблениями в интернете содержались на Жодино. Потом их оттуда привозили сюда, где они встречались со следователями и адвокатами. Также их отсюда возили на суды. Таким образом я смог познакомиться с ещё большим количеством интересных и добрых людей. И не понимал, почему их отделяют от нас. Люди с Жодино рассказывали, что там очень много комментаторов и наоборот почти нет протестующих (по моей 342-ой статье). Также почти всем комментаторам давали по три-четыре года колонии, за каких-то 10-15 комментариев в интернете. А вот протестующим почти всем наоборот давали ограничение без направления на два-три года ("домашнюю химию"). И мы все удивлялись: казалось, что более опасны для государства комментаторы, а не протестующие.
Половину месяца я постоянно и упорно просил вывести нас на прогулку, сводить в душ, сообщить обо мне родственникам, поздравить мою дочь с Днём рождения, но вскоре я понял, что обещания милиционеров являются лишь отговорками и враньём. Я был удивлён, что даже начальник и заместитель начальника ИВС соглашались, а потом ничего не выполняли. Нам говорили, что дворика нет, потом, что дворик на ремонте. Хотя при этом каждый день обычных (не политических) задержанных людей водили во дворики по несколько раз – мы это прекрасно слышали.
Также было и с душем – для нас он то отсутствовал, то был сломан, то там не было горячей воды. Также на утренних проверках я говорил, что мне дали 30 суток по какой-то ошибке, ведь у меня даже учёт ещё не начался, просил проверяющих сотрудников проверить. Но в ответ я получал лишь оскорбления, либо утверждения, что меня уже поставили на учёт, либо то, что я должен радоваться, что мне дали 30 суток, а не 60, так как сейчас по их распоряжениям таким людям, как мы, могут давать и сразу 60 суток за раз.
"В ночь на 9-ое мая нам решили устроить пытки холодом"
Каждый день утром в семь часов выдавали гель для унитаза и порошок (какая-то хлорка) для раковины. На Окрестино такого не было. Открывалось окошко в двери, и эти две пластиковые тары ставили на маленький подоконник, который формировался этим открытым окошком. Мы ими пользовались ежедневно, ведь старались минимизировать антисанитарию. Сразу после использования эти средства забирали. Но периодически, раз или два в неделю, выдача средств превращалась в издевательство и пытки. Вместо того, чтобы поставить средства на мини-подоконник, постовой милиционер просовывал в камеру руку с хлоркой и начинал трясти средство в разные стороны. Он сыпал его на пол, на стену, на раковину, близнаходящийся туалет (дырка в полу) и т.д. Стоял столб взвеси хлорки в воздухе. И сразу быстро рука убиралась, гель для унитаза, конечно же, не выдавался, а окошко в двери быстро захлопывалось. Бывалые люди сразу советовали новичкам дышать через одежду в рукава. Мы пытались быстро всё убрать, чтобы этим не дышать. Так как каждый день выдавали чистящие средства – никаких тараканов и клопов в камере не было. Веник и совок выдавали по запросу. И в камере также была какая-никакая половая тряпка с тазиком.
В ночь на 9-ое мая нам решили устроить пытки холодом. Ночью открыли все окошки в дверях в камеры, включили на максимум вентиляцию и открыли все двери в коридоре. На улице было очень холодно. Мы все думали, что просто окоченеем от холода. Дополнительно каждые полчаса постовой милиционер пробегал по коридору и лупил со всей силы дубинкой и ногами в двери. Из-за этого мы все вздрагивали и просыпались. Некоторые люди на третий раз уже просто решили не ложиться и не спать. Когда меня подзывали к окошку в двери – я спрашивал, зачем они это всё делают, ведь это самые настоящие пытки. На что мне отвечали, что нам не стоило выходить на улицы в 2020-ом году, что у них такие распоряжения. Я спрашивал, что будет, если им скажут, чтобы нас перестали кормить – но сотрудники отвечали, что будут выполнять. И их не будет коробить, что мы будем голодать.
"Когда на проверках девушки разговаривали на белорусском языке – милиционеры глумились и посмеивались над их речью"
За стенкой была такая же камера, как у нас, но там сидели женщины по политическим мотивам. Мы с ними общались. Также была большая политическая камера напротив – там сидели люди, человек 20, по административке за политику. Поняли мы это по тому, что ночью будили лишь нашу камеру и те две. Слышны были слёзы и крики девушек, а также просьбы людей престарелого возраста. Когда на проверках выходили девушки и разговаривали с милиционерами на белорусском языке – милиционеры глумились, подшучивали и посмеивались над их белорусской речью. Также были слышны унижения.
Помню, был такой случай, когда не работало отопление, было холодно, девушки из соседней политической камеры каким-то образом выпросили матрас, т.к. на полу было невыносимо прохладно спать. И вот во время очередной утренней проверки девушки на белорусском языке стали умолять милиционеров выдать им одеяла. Были слышны даже слёзы. В итоге начались крики и угрозы со стороны милиционеров. Потом мы услышали, как подошёл начальник ИВС. Он их выслушал и безразлично сказал: "Ладно, дайте им одно одеяло, а матрас у них заберите". Кстати, про редкую выдачу компота и киселя. На самом деле мы за месяц взяли его лишь раз. Дело было в унижении. Изредка предлагали, но при этом выдавали очень грязные тарелки (да, именно в тарелки нам предлагали наливать компот и кисель, не в кружки). Т.е. мы должны были принять грязные тарелки, успеть очень быстро их всполоснуть, а дальше уже в них наливали компот или кисель. Но тарелки к тому же были ещё и жирные, а в камере была только холодная вода – вымыть их было просто нереально. И вот мы один раз взяли таким образом то ли компот, то ли кисель. А дальше просто в ступоре стояли и смотрели на эти тарелки с напитком и жировыми разводами… В итоге все вздохнули и пошли дружно всё выливать в дырку в полу. Я лично сокрушался, что даже у моих питомцев (у меня кошка, шиншилла, пять хомяков, два декоративных кролика и певчий попугай) миски чище, чем наши тарелки…
Был также случай, когда к нам в камеру заехали студенты за то, что у них были кружки с "Погоней" на работе – обвинение было из-за "пикетирования в общественном месте". В итоге постовые постоянно над ними издевались. Я не выдержал и пошёл объяснять им, что "Погоня" является историко-культурной ценностью, что БЧБ-флаг до сих пор не экстремистский и т.д. Не мог больше слушать то, что всё вокруг запрещено. В итоге через пять минут к нам пришёл начальник ИВС и спросил, кто говорил про бело-красно-белое. Я сказал, что это был я, и попытался ему что-то сказать, но мне было сказано молчать и ехать в Польшу, чтобы там махать своей "красно-белой тряпкой". И что если я ещё хоть что-то скажу, то к нам подкинут семь бездомных. В итоге к нам закинули лишь одного алкоголика. С которым что делают такие интеллигентные люди, как мы? Конечно же разговаривают и пытаются поставить на путь истинный. Это я к тому, что милиционеры не ожидали, что мы с ним будем общаться и играть в игры в слова. Кстати, человек был в прошлом пекарем и рассказывал нам много интересных событий из своей профессии. Также ещё помню двух постовых, над которыми мы постоянно подшучивали изза того, что они над нами издевались. Это было своего рода сопротивление. Мы постоянно просили их то мыло, то туалетную бумагу, то что-то передать, то чтото отдать, то ключ от окна, чтобы его закрыть, а потом через 15 минут, чтобы его закрыть. И так по кругу. Мне это даже нравилось. Но я всем говорил, что не могу понять, как на такой работе, которую они выбирают, можно работать.
Все постовые милиционеры, которые по большей части работали в коридоре, постоянно общались с обычными камерами, в которых сидели люди не по политическим статьям. Милиционерам нравилось их обзывать матами, ругаться, шутить, они с ними делились контактами, сигаретами и даже называли друг друга друзьями. То есть нормальными для милиционеров были мошенники, воры, хулиганы и т.д. К нашим политическим камерам постовых было не дозваться. А вечерами и ночами постоянно возле нашей камеры проводились какие-то экскурсии, во время которых открывались глазки в дверях, и какие-то люди рассказывали про нас, называли нас "особенными". Также люди за дверями выражали негодование, как можно спать на полу и питаться тем, чем нас кормят. Оставалось только догадываться, кто были те люди.
Мы постоянно банально не знали, сколько было времени, так как на такие вопросы нам либо не отвечали, либо постоянно с издёвкой называли время из головы, либо просто коротко отвечали: "Сегодня". Часов ни у кого не было, да и они не разрешались здесь.
"Смотрели через глазок, чтобы никто не лёг спать раньше, чем закончится гимн"
Как-то вечером все заранее приготовились спать – умылись и почистили зубы. И просто ждали отбоя. И вдруг включили гимн. Один человек по-быстрому забрался на верхнюю кровать и улёгся. Остальные ещё что-то обсуждали. И в этот момент постовой милиционер решил проверить, что происходит у нас в камере. Он открыл глазок и увидел, что один человек уже лёг и приготовился ко сну. Постовой со злостью распахнул окошко в двери, просунул руку с резиновой дубинкой и, как-то пытаясь достать до того человека, который уже лежал на кровати, начал размахивать ей и кричать, чтобы тот встал и слушал гимн. А также нам пригрозили, что мы полночи будем не спать. Мы просто пребывали в шоке от того, что это было. Дальше мы долго смеялись и высказывали предположения, что же делают постовые и дежурные милиционеры во время звучания гимна на коридоре. После этого случая каждый вечер во время звучания гимна на нас постоянно смотрели через глазок, чтобы никто не лёг спать раньше, чем закончится гимн. Это было дикостью.
Также была история, связанная с двух ярусной кроватью в нашей камере. На неё не разрешали даже присаживаться, не то, что сидеть. Но люди всё равно шли в разрез с режимом и непонятными правилами. Как-то один из нас сел на кровать. В это время открылся глазок, потом открылось окошко в двери, и милиционер начал кричать, чтобы тот человек встал. Человек очень медленно начал вставать с кровати. Дальше милиционер спросил, почему тот сидит. Человек ответил, что просто устал стоять и решил передохнуть. Милиционер воскликнул: "А мне что тогда сделать?" И человек ответил: "Массаж". Все просто покатились со смеху. Милиционер рассвирепел и принялся угрожать и оскорбляться того человека. Но человек просто посмотрел на него, послал и отвернулся. Милиционер пришёл в ярость. Стал кричать на коридоре что-то. Дальше окошко в двери закрылось. А через 10-15 минут в нашу камеру открылась дверь – там уже стоял дежурный милиционер, тот милиционер и ещё один. Дежурный достал резиновую дубинку и крикнул: "Кому тут сделать массаж?" Но из нас никто ничего не ответил. Потом мы стали утверждать, что никто такого не говорил. Дальше дежурный милиционер пытался высмотреть с помощью своего коллеги, где же тот человек, который это всё говорил. Но произошла заминка – они не помнили, кто это был. В итоге дежурный милиционер показал пальцем на первого попавшегося человека в нашей камере и спросил: "Это ты послал моего коллегу?" Но человек ответил: "Нет, зачем мне это надо?" По нашим лицам прокатилась улыбка. Это действительно был казус, и нам стало смешно. Милиционеры выглядели очень глупо, но они не понимали этого. В итоге дверь злостно закрыли, а мы начали смеяться и поздравлять того человека, который сообщил, что, мол, зачем ему это было надо. На самом деле это было надо всем.
Ещё помню случай, как у нас забрали и выбросили все наши куртки на пол в общем коридоре. Проблема была в том, что в камере был крючок для курток, но он был сломан, и нам пришлось сложить куртки на кровати… В итоге начальник ИВС ничего не хотел слышать про сломанный крючок и просто стал кричать, чтобы у нас у всех забрали куртки. Их демонстративно при нём выкинули на коридор и по ним потоптались. Видно, у него просто было плохое настроение. Благо, что на следующий день мы их все смогли поднять с пола в общем коридоре, так как пришла уборщица и начала жаловаться милиционерам, мол, как ей помыть пол, когда по нему разбросаны куртки.
На 29-ый день моего ареста ко мне пришла инспектор с милиционерами. Она поставила меня на учёт, а также заставляла подписать бумаги по новым статьям. Угрожали мне тем, что дочь заберут в приют и я больше никогда не увижу её. Что меня отправят на месяц на лечебно-психиатрическую экспертизу (в "Новинки"). Что я отсюда не выйду ещё месяц. Что я сразу пойду в колонию. Попутно меня оскорбляли и унижали. Я никак не реагировал, пытался лишь объяснить, что я обычный человек и что очень люблю свою дочь. В итоге всё закончилось тем, что мне сказали заткнуться и писать, что я отказываюсь всё подписывать. Момент был крайне напряжённым. Я даже не понимал, что будет дальше. Но дальше меня просто отвели в камеру со словами, что теперь я стою на учёте. Также смеялись, что пока у меня нарушений по отбыванию нет. А я лишь хотел спросить, почему я тогда сижу здесь 30 суток, но решил опустить этот вопрос. Не хотелось ещё получить ведро грязи в свой адрес и дополнительные сутки.
"Если останусь, то меня ждёт колония, потеря здоровья, зубов, нервов, времени..."
Всем людям, которые отбывали сутки в ИВС Минского района, под конец их срока отбывания приносили квитанции об оплате. Каждые сутки стоили что-то около 30-ти рублей. Мы ещё шутили над суммой, так как не понимали, откуда она берётся, ведь кормили нас очень плохо. Мы предполагали, что в эту сумму за день также входит отопление, которого нет, холодная вода и электричество. Но только мне из всех людей квитанцию так и не принесли. И я стал о ней спрашивать, ведь уже совсем скоро подходили мои 30-е сутки. Дежурные уверяли меня, что скоро её распечатают и принесут. Но в итоге я её так и не получил.
Прошли 30-ые сутки. И меня выпустили из ИВС Минского района. Дежурный меня вёл по коридору без наручников, а я спрашивал его о платёжке за сутки. В итоге он остановился за дверью в укромном месте и тихо мне сообщил, что когда меня задерживали – у меня была одна статья, когда я сидел 30 суток – статью изменили, а сейчас меня выпускают уже по третьей статье, которая не подразумевает оплаты за сутки. Я этому очень был удивлён. Дальше я вышел из здания, встретился со своими близкими и друзьями. Позвонил по номерам, которые мне сообщили задержанные люди из ИВС Минского района. Сообщил их родным условия содержания и сказал, что с их близкими, которых задержали, всё в порядке. Потом попил кофе у мамы с мыслями, почему я должен уезжать, а не они. Наконец, помылся, побрился и постриг ногти. Я понимал, что если останусь, то меня ждёт колония, потеря здоровья, зубов, нервов, времени... И я решил собираться уезжать…
