"Колония — это маленький макет жизни". Монолог экс-политзаключенного Максима Силюка
Бывший политзаключенный Максим Силюк был осужден за протестную деятельность на два с половиной года колонии. В начале прошлого года он вышел на свободу и покинул Беларусь. Теперь он рассказал "Вясне" об изменениях, которые произошли с ним из-за заключения, солидарности, своих мыслях во время неволи, письмах и информации извне, а также злости и сне. На годовщину освобождения Максима приводим его историю от первого лица.
Задержание
До 2020-го года я жил в Москве. Там я продавал металл оптом. Там у меня была семья. И я приехал в Беларусь специально на выборы. Целенаправленно ехал. А после выборов я поехал забрал семью из Москвы, так как подозревал, что это уже не закончится. Полгода они прождали меня, когда меня посадили, и поехали назад. А я — в Шклов [в колонию — прим.].
Меня задержали 26 ноября 2020 года. Все было культурно. Это были люди в гражданском. Я не взял ни телефон, ни паспорт с собой. Полпути проехали, они спросили: "А чего не взял? А как назад будешь добираться?"—"Ну как-нибудь доберусь, город-то родной". Других ребят по моему делу приняли раньше, чем меня. То есть я понимал, что за мной придут. Но был страх уезжать: как будто недостаточно оснований, чтобы уезжать в Европу. Я понимал, что в Россию ехать нельзя, я видел официальную реакцию российских источников, того же Лаврова. А в Европу мне казалось, что оснований недостаточно. И как оказалось, напрасно я так считал, надо было ехать. Но я ни о чём не жалею.
Изменения
Я для себя переосмыслил жизнь, полностью переосмыслил память. Там [в заключении] мы учились аналитическому мышлению: ведь в СИЗО у нас было только радио, и восемь месяцев мы слушали только его, и учились делать выводы из этих новостей. Ну а потом в колонии полтора года из этого телевизора мы научились делать выводы, мы понимали, что происходит в мире. Еще есть такое "зэк-радио", как так называют. И мы научились отделять ложь от правды. И научились думать головой. Плюс приобрёл много друзей, с которыми мы прошли огонь и воду. Колония — это такой маленький макет жизни. Просто как пример: вот мы на воле сами себе выбираем круг общения, и поэтому мы понимаем, что от человека ожидать, потому что мы похожи, ведь мы притягиваем подобное. А там [в заключении] мы живем с теми, кого нам навязали. И мы вынуждены с ними коммуницировать, причем 24/7, причем в очень маленьком пространстве — это большая школа. И в конце ты уже начинаешь понимать по походке, к тебе человек идет или не к тебе, и зачем. Даже вплоть о того, за сигаретой он идет или что-то одолжить.
И ты не спрячешь свои мысли ни от кого.
Солидарность
Солидарность сумасшедшая. Я говорю про Шклов, про "семнашку" [ИК № 17] и 11-й отряд. Мы помогали друг другу. У нас, когда новый "подымается" экстремист — с десятым профучетом и желтой биркой — мы просто объясняли ему, как себя нужно вести, чтобы тебя сразу не пустили в оборот. Менты ведь щупают каждого новенького политзаключенного, особенно с десятым профучетом. И если ты даешь слабину — ты будешь "козлом отпущения". И мы давали такой базовый курс таких ошибок на первоначальном этапе, что такого не натворить, чтобы тебя сразу не начали прессовать. Понятно, что от нас мало чего зависит, но стандартный набор советов мы давали всегда. Мы там как родственники все. Я знаю, не во всех колониях так.
Негативное
В колонии ты постоянно под прессом. Ты можешь отдохнуть только ночью — когда ты лег, и ты знаешь, что тебя не тронут менты. Отбой — это почти всегда святое. И до подъёма... И потом менты развлекаются, кошмарят десятый профучет. Кошмарили всех.
Мысли
Если бы я знал, насколько плохо и некомфортно в колонии, я просидел бы весь свой срок в СИЗО. В СИЗО четыре стены, бресткие камеры очень маленькие. Было что-то вроде клаустрофобии. Нет-нет, стены там гуляли визуально. И панические атаки были. Но мысли: не хотел семью потерять. Вообще, это единственная мысль была. Ну и конечно мы все, когда это еще горячо было, эти протесты, мы слушали (окна открыты были постоянно) каждое воскресенье и ждали, что вот-вот всё это закончится. Верили. А мысль единственная: всем хочется поскорее домой. Всем, абсолютно любому заключенному. Но спасти лицо. Поэтому в "семнашке" очень мало людей писали помилования.
Злость
Народ злой. Политзеки злые очень. В основном ведь сидят с высшим образованием, состоявшиеся как личность. Каждому тяжело, что в неволе у всех дети практически. Но они не сломлены.
Моя злость есть до сих пор. Как можно описать злость? Она очень злая.
10 человек по нашему делу посадили, а 11 еще в розыске. У нас большая компания была. С моего микрорайона один, а со всеми остальными я познакомился на суде. Мы все что-то потеряли. Многие потеряли семьи. А потерять семью — это не видеть как растет ребенок... В 2020 году у меня еще не было столько смелости (смелость, отчаяние, я не знаю, как это сейчас называется), а дальше только хуже будет, потому что репрессии ведь добрее не делают. Много видел битых ребят— из Пинска много было, которым в туалет тяжело было сходить даже. Как тут можно быть добрым? А что еще нас ждет впереди? Да, вот такая злость.
Письма
Это важно. Я получал один раз письма — это была колония, 2021 год, мой день рождения в декабре. И с 10 декабря по примерно 25 декабря мне отдавали все письма. Их было очень много. До этого в СИЗО я получал только от родственников. И в колонии тоже. Не знаю, почему.
И буквально в течение трех недель каждый день пачками приносили поздравления с Новым годом, с Днем рождения. Я за жизнь столько много не получал. Даже завхоз занервничал.
Из писем мне запомнилась, как писала одна бабушка, а ее внучка рисовала рисунки. Писала девочка, с которой мы когда-то давно общались (она жила в деревне, а я к бабушке туда приезжал), и она не знала, что это я. Потом я спросил у родственников: она не она? И они подтвердили, что она.
И из-за границы письма приходили.
Там этого очень сильно не хватает. Письма держат моральный дух очень сильно.
Информация
Человек, который там сидит, оторван от реальности. Какую бы он информацию от реальности не получал, она все равно искаженная. Пробелы, которые есть, как правило, допридумываются. И ребята, которые сидят много (как правило, неполитические) в большинстве против войны. Мы, когда «поднялись» в лагерь (я когда приехал, нас было трое политических) — и сразу на нас так, как мне казалось, волком смотрят: "Ну что вас не устраивает?" А когда война началась, когда украинцы начали давать под хвост россиянам, то вот эти черти в глазах у ребят, многие там даже эмоции не скрывали: телевизор смотрят и просто плюются на россиян. Для меня тогда вообще мир перевернулся. Даже не имея никакой альтернативной информации, люди учатся думать! Даже имея выводы из информации телевизора, ведь по сути там одна пропаганда, и больше ничего. И потому когда мне задают вопрос, сдулся ли протест — не сдулся! Могли бы в 2020 уйти с нормально поднятой головой, а сейчас я не знаю, с чем они будут уходить.
Сон
Мне редко что-то снится. Но почему-то стало сниться именно здесь, когда я переехал в Польшу.
Редко, но страшно...Я не знаю, как это описать... Как меня в Польше уже сажают. Я не то, что об этом думаю — это было и было, и всё. Но сажают здесь. Если я изначально относился так: мне снится, что меня посадили, и думаю «блин, ну как так-то, Максим! не мог убежать?» То сейчас такое явное что-то, настоящее-настоящее, и просыпаешься очень разбитым. Я не трус, и морально крепче намного стал и увереннее в себе на порядок [после заключения], а сон из колеи выбивает меня на полдня смело. Редко, но выбивает. Я не знаю, как это работает и что это такое.
Отъезд
Решил уехать, потому что меня достали менты. Приходят звонят по месту жительства, приходят здороваются по месту регистрации (это два разных адреса). Обыски устраивали. Перевернули все с ног на голову. Это скорее всего был ГУБОПиК. Звонят какие-то непонятные, заходят и никогда не представляются.
Я понял, что перспектив там нет никаких там. И так как у меня стояло ограничение на выезд, меня эвакуировал BYSOL. Команде Андрея Стрижака я благодарен безумно.