Я вышел с аттестацией "не вставший на путь исправления". Рассказ экс-политзаключенного "Витьбы"

Я вышел с аттестацией "не вставший на путь исправления". Рассказ экс-политзаключенного, который сидел на Витьбе
Бывший политзаключенный (имя не называется в целях безопасности) был осужден на два с половиной года колонии за идею живой цепи в 2020 году. Свое наказание он отбывал в исправительной колонии №3 (Витьбе). "Вясне" он рассказал о своей истории: о том, как работал и делал конверты в колонии, о развлечениях и самодеятельности, о нарушении за туалет, о том, как нужно вести себя в колонии и о жизни после нее. "Вясна" публикует рассказ экс-политзаключенного от первого лица.

Иллюстративное фото

Предыстория. Живая цепь не состоялась

Я окончил исторический факультет БГУ в 2016 году, после отработал учителем в одной из минских школ около двух лет, а уже перед событиями 2020 года сменил сферу деятельности и работал в розничной торговле в Мозыре.

Уже тогда, когда я обучался на историческом факультете, у меня сформировалось настроение против режима Александра Лукашенко, так как я уже тогда думал, что этот режим превзошел все, и что нужны изменения в нашей стране. Так как я интересовался историей, занимался политологией даже, моя дипломная работа была посвящена одной из отраслей управления страны, в которой много было недостатков. И работу я очень хорошо защитил. И интересовался впредь, что происходило в стране, читал ТУТ.бай, смотрел оппозиционные интернет-ресурсы, смотрел в ютубе очень много каналов.

А когда уже началась президентская кампания 2020 года, тогда начали формироваться местные сообщества. И одно из них — "Мозырь 97". Сначала количество людей там было небольшим. Затем их количество сначала медленно, а потом уже большими толчками начало увеличиваться. С некоторыми мы встречались анонимно, не говоря имена, чтобы обсуждать, что происходит в стране и что нам делать. Именно тогда, летом 2020 года, я написал план проведения мирной акции протеста, а именно живую цепь. Он предполагал объединить цепью сначала два города одним маршрутом, но неизвестно каким. То есть здесь уже были варианты, по какому пути делать цепь — либо напрямую, либо в обход. И задача была этой живой цепью объединить города, расчет делался на то, чтобы благодаря этой акции побудить людей дальше объединять цепь, и так сформировать всеобщую живую цепь беларусскую. Я эту идею отдал на распределение, цепь распределили, но, увы, дальнейших действий тогда не началось — то есть живая цепь не состоялась.

Перед выборами, 9 августа, я оставил несколько сообщений, которые позже следователи посчитали призывом к действиям, грубо нарушающим общественный порядок. Хотя там я высказывал свое мнение по поводу того, что нужно делать. В результате, когда проводились лингвистические экспертизы уже во время следствия, оказалось, что большинство сообщений, которые я оставил в телеграме, не несут какой-либо угрозы. Некоторые из них даже не указывали личность или социальные группы, на которые направлены эти действия. Но это позже...
Когда начались протесты, я принимал в них участие, то есть ходил, скандировал, и потом, когда протесты начали идти на спад, я тоже, заметив это явление, вернулся к своей деятельности, то есть продолжил работать в торговле.

Задержание. "Вот и наш клиент!"

Летом 2021 года за мной пришли. Это произошло 10 июля. Тогда был солнечный день. В 12 часов я решил пойти на обеденный перерыв. Не дойдя до служебного помещения, меня подозвали двое мужчин спортивного вида, но они были одеты в неспортивную форму, а чем-то напоминающую официальную. Я не подозревал ничего и подошел к ним, а они меня схватили за руки, показали удостоверение КГБ и сказали:

"Если будешь сопротивляться, мы на тебя наденем наручники. Ничего не кричи, надень маску [тогда еще был масочный режим] и следуй за нами".

Я повиновался, пошел. Мы сели в служебный Мерседес, и они меня повезли в районный отдел КГБ. По пути к нему требовали мой телефон, долгое время я отказывался, но под давлением вынужден был его отдать, разблокировал. А они спрашивали:

"Знаешь, за что мы тебя задержали?"

"Нет".

"Мы тебя задержали о деле ОГСБ".

Это отряды гражданской саамообороны Беларуси.

"Ты, что, телевизор не смотрел?"

Я: "Нет, не видел, я этим не интересовался".

И на самом деле я этим не интересовался, но это расследование велось закрыто, только часть информации на этот счет была предоставлена в репортаже телеканала ОНТ в начале июля, где были задержаны пять или шесть человек. Из-за этого по всей Беларуси начали проводиться проверки людей, которые либо были подписаны на их чаты в телеграме, либо могли быть подозрительны. Приехали к местному отделению КГБ, меня приводят в один из кабинетов. И потом начался допрос с моральным и психологическим давлением. Как это выглядело: сначала заходит один человек, потом другой, и еще — и так по одному зашло где-то человек восемь, и стали кругом вокруг меня. Они были в веселом настроении, издевательски смеялись, оскорбляли, угрожали не только мне, но и моим родителям. Угрожали, что опубликуют мою деятельность в местных газетах. И кстати, честно говоря, именно тогда, когда они забрали мой телефон и начали лазить в телеграме, они зашли в местный чат и нашли все мои сообщения. И тогда они сказали: "Опа, вот и наш клиент!"

Они начали проводить допрос по делу ОГСБ и одновременно расспрашивать по поводу этих сообщений, где я вынужден был признаться, что писал их. Потом они поехали вместе со мной проводить обыск во временном помещении, которое я арендовал. Они взяли соседей в качестве понятых, проводили обыск, забрали всю мою технику: то есть кроме телефона забрали ноутбук, два хранилища памяти, национальную символику (бело-красно-белый флаг, две майки с гербом Погоня), и еще забрали одну тетрадь, в которой я начал писать свой дневник, но так и не закончил.

Иллюстративное фото

ИВС. Только голые нары

После они меня снова привезли в местный отдел, а уже дальше меня отвезли в Гомель, в областное управление КГБ. В бумагах — вроде бы, что есть подозрения на меня по части 6 статьи 16 и части 2 статьи 289 Уголовного кодекса Республики Беларусь. То есть меня подозревали в том, что я участвовал в подрыве двух участков железной дороги в Вилейском районе Минской области. На меня написали постановление о задержании и направили в ИВС МВД Гомельского облисполкома.

Там посадили в камеру, где уже находился человек, выполнявший дознавательную роль, то есть шпион, или, как говорят на языке жаргона, "утка", "наседка". Как я это понял? Во-первых, у него были спички и сигареты, а в ИВС запрещено иметь спички (там через каждые два часа подходил конвоир, который открывал кормушку-окошко в двери, и поджигал сигарету). Во-вторых, он свободно сидел и лежал на кровати, имел постельное. Мне же запрещено было иметь белье, не было матраса — ничего, только голые норы.

Мне позволено было сидеть на голых нарах, а особенность гомельских нар была в том, что там зазоры были очень большими: не доски, а решетка, и на них было сложно не то что сидеть, на них было неудобно и спать. Более того, меня же забрали сразу, не дали собрать вещи, хотя бы средства личной гигиены: мне их дали только, когда мои родные узнали, что меня задержали, и только на пятые сутки. То есть средства личной гигиены и одежда, которую я использовал в качестве подстилки, чтобы хоть как-то можно было поспать.

Но спать можно было только ночью — и то не давали этого делать: они будили в два или четыре часа ночи, проводили проверки. Просто вызвали к двери, и ты должен был представиться, назвать статью, по которой сидишь как подозреваемый. А днем они проводили четыре проверки. Во всех случаях они проводились так: меня вызывают к двери, я высовываю руки в кормушку, где на меня надевают наручники, а потом ставили в позе "ласточки". И так каждый день, а где-то начиная с третьих суток они начали проводить мероприятие, которое на языке жаргона известно как "велосипед". Это когда человек, пробыв сутки в одной камере (с этой "наседкой" я просидел только выходные, потом меня переселили в другую камеру, и уже все остальные дни я сидел один) — то есть не успел человек сутки как обжиться, его вызывают снова с вещами и переводят в другую "хату". И через сутки, либо через половину суток, тебя могут просто вызвать после обеда к двери, чтобы ты снова подошел с вещами, и все это проводилось с наручниками. Ты ходил с наручниками, с вещами... А наручники надевали на руки не спереди, а за спиной. Поэтому очень было неудобно ходить: мало того, что наручники, так еще и с вещами.

Иллюстративное фото

Допросы: что вы делали во время протестов 2020?

Меня вызвали на допрос в первый день в Мозыре, а уже в Гомеле я на него затребовал адвоката, но дали дежурного из Гомельской областной коллегии. КГБ задал такие же вопросы, какие мне задавали в первый раз: знаком ли я с этой организацией, участвовал ли в ней, размещал ли какую-либо информацию, что делал во время протестов 2020 года, оставлял ли сообщения, которые могли подстрекать людей к проведению действий, нарушающих общественный порядок, и так далее. Я на эти вопросы ответил, после чего 20 июля, из-за отсутствия доказательств по делу ОГСБ, меня освободили.

Дело переквалифицировали и передали в Мозырский РОВД, и теперь они проводили проверку по мне по двум статьям: часть 1 статьи 130 (разжигание розни) и часть 1 статьи 342.

Начиная с августа по ноябрь меня не раз вызывали в Мозырский РОВД для допросов и пояснений. Туда я ездил уже вместе с адвокатом, которого наняли мои родные. Они забрали у меня паспорт, который потом передали в РОВД.

Однажды меня забрали для проверки по делу о ложных звонках по минированию административных объектов в Мозыре во время празднования 17 сентября. "День единства" был утвержден только в том году, и его впервые начали отмечать. Именно в этот день появились ложные сообщения о якобы заминированных общественных объектах: прокуратура, Следственный комитет, райисполком. Потому они начали проводить проверки по ранее задержанным. Меня тоже задержали, просмотрели телефон, после чего отпустили.

Новое дело. Вернул мои вещи, технику, кроме национальной символики

Проверка по моему делу закончилась где-то в начале ноября 2021 года. Они закрыли дело по части 1 статьи 130, но далее проводили проверку по части 1 статьи 342. Именно тогда один из оперативников меня вызвал к себе, сказал, что по мне дело закрывается, но не сказал, по какой статье. Он вернул мои вещи, технику, кроме национальной символики. И это было зафиксировано в протоколе о возвращении вещей от 1 ноября. А потом он опомнился, что сделал ошибку, и начал звонить и говорить:

"Извините, но я вам заранее отдал все эти вещи. Можете ли вы их вернуть?"

Я тогда растерялся: сначала вы говорили, что на меня дело закрыто, а тут сообщаете о том, якобы нужно вернуть вещи. Это что-то подозрительное. Я позвонил адвокату, рассказал эту ситуацию. Адвокат сказал: "Здесь можете делать, что хотите: то есть хотите — возвращайте, хотите — не возвращайте, но он не имеет права, так как вы уже подписали бумаги о том, что вещи вернули".
Милиционер даже договорился о встрече, подальше от моего места работы и от видеокамер. Я с ним поговорил, он сказал, что "скорее всего скоро к вам могут прийти". Я уже тогда своим родным говорил, что мне надо бежать. Но они сказали:

"Не спеши, давай подождем, может уже все хорошо будет".

Но на следующий день этот оперативник передал мое дело в Следственный комитет. И уже на следующей неделе, 9 ноября 2021 года, мозырский следователь вызвал меня на допрос. Туда я поехал с адвокатом. И уже после следователь меня арестовывает окончательно. Все было от начала подозрительно, но я не обратил внимание на то, что он вызвал меня вечером в пятницу. То есть уже тогда надо было включить мозг и делать что-нибудь. Но я этому не придал значения, а родителям пообещал, что скоро вернусь. Но мой отец, чувствуя что-то неладное, поехал за машиной Следственного комитета, которую прислали за мной, и я ехал в ней вместе с адвокатом. И уже потом адвокат говорил, что меня задержат на трое суток, а потом может что-то решиться.

Иллюстративное фото

Опять ИВС, а потом и СИЗО. Большая часть материалов собрана КГБ и РОВД

Прождал я трое суток в Мозырском ИВС. Условия там немного лучше, хотя бы доска ровная в кровати, где можно было лежать. Но режим такой же, как в Гомеле: четыре проверки в день, две ночью.

Потом начали людей пихать ко мне. Кто за воровство, кто за хулиганку. А по прошествии трех суток меня вызывает следователь, показывает постановление о том, что меня будут удерживать под стражей, и что я уже подозреваемый по 342 статье. Потом я ждал где-то две недели до этапирования в гомельское СИЗО№3. Как и в прошлый раз, меня забрали без вещей. А тут уже ограничений таких не было, то есть мне дали и канцелярские принадлежности, и книги, и вещи, и средства личной гигиены, так что было немного легче.

И уже 20 ноября меня этапировали в гомельское СИЗО№3, где я провел почти полгода в режиме ИВС-СИЗО. До мая 2022 года. Это учитывая следственные действия, суды и апелляцию. Дело мое следователь провел очень быстро, потому что большая часть материалов собрана была КГБ и РОВД. Ему уже было гораздо проще. Единственное, что была проведена психологическая экспертиза в СИЗО, и именно там 2 декабря 2021 года меня поставили на профилактический учет как "склонного к экстремизму и другим деструктивным действиям".

Дело было закрыто в конце 2021 — начале 2022 года. Потом я весь январь ждал суда в СИЗО. 9 февраля 2022 года начались суды. Всего их у меня было три. Это 9 и 14 февраля, и окончательный приговор был вынесен через две недели, потому что судья простудилась, был перерыв. И 9 марта 2022 года был вынесен окончательный приговор: два года и шесть месяцев лишения свободы в колонии в условиях общего режима.
Долгое время мне было неизвестно, в какую колонию направят. Я написал апелляцию. И почти неполных два месяца, с марта по май, находился в СИЗО под апелляцией, уже как осужденный. 6 мая 2022 года Гомельский областной суд отказал мне в апелляции. После чего я две недели ждал этапа в колонии, и в ночь с 20 на 21 мая 2022 года меня направили в ИК №3 Витьба, где я отбыл до конца срока.

ИК№3. Витьба. Сходил в туалет во время просмотра фильма

По условиям, в которых держали тогда политических заключенных, в ИК №3 была какая-то оттепель. Потому что те, кто сидел с самого начала, первые политические, въехавшие туда в 2020-2021 годах, говорят об очень жестких условиях содержания, тогда рапорты о нарушениях писали за любую мелочь, даже за расстегнутую пуговицу на тюремной робе. За это могли посадить в ШИЗО и продержать, сколько захотят — 10 дней, 15, 20. Один из политических заключенных (он еще сидит и я не буду называть его имени) отсидел за раз 44 дня. Это на 2022 год. А в 2023 году этот рекорд был побит — 48 дней без перерыва в ШИЗО. Сначала в бумагу оформляют "не выполнил норму в промышленной зоне". Все — поехал в ШИЗО. Или например "отсутствовал во время просмотра фильма". Это было режимное время, было запрещено выходить даже в туалет. Это считается серьезным нарушением, и ты сразу отправляешься в ШИЗО.

В конце своего срока я сходил в туалет во время просмотра фильма. В этот момент меня предупредили, что идет дежурный офицер. Все бегут в комнату воспитательной работы, которую называют на жаргоне "ленка", но я и несколько человек не успевают, и на нас составляют рапорты о нарушении. Вызывают меня на комиссию, которую называют "крестинами", и меня накрестили на шесть суток в ШИЗО. Это первый и единственный раз, когда я был в ШИЗО.

ИК № 3 (Витьба). Фото: Белсат

Вообще условия содержания на тот момент, с 2022 по 2024 годы, были такими. Все политзаключенные ходят с желтыми бирками. Разноцветной дифференциации, как было раньше, уже не было, но там остались только два цвета: желтый либо красный. К желтому относится любой профучет, даже политический и экстремистский, а красный придается тем, кто уже склонен к побегу. Красными были и неполитические, и политические. Из колонии на тот момент где-то процентов 20 были желтобирочные, а из них где-то процентов 80 — политические. Если брать количество заключенных на тот момент в ИК № 3, то цифры отличаются, но количество в основном было 900 либо 1 000 человек. Вот такая вот волна. И из этой 1 000 человек около 200 — люди с профучетами, а из них человек 160-180 — политические. Из них сначала было два человека с красными бирками, именно политические, потом остался один.

Профучетные лежат всегда на верхних кроватях, во время построения они стоят в первых рядах и всегда первыми идут куда угодно (хоть в клуб, хоть в столовую, хоть на работу, они всегда идут в первом ряду). Ограничение по денежным переводам по почте, по звонкам (только родные — другим людям звонить запрещено, так как это нарушение, и можно сразу поехать в ШИЗО). Если что-то пишешь или что-то говоришь не то — сразу ШИЗО.

Распорядок дня. Зарядка и "недруги"

Работать обязательно, иначе тоже ШИЗО, потом ПКТ, а потом уже раскрутка по 411 статье — "злостное неповиновение администрации колонии" — и тебе могут добавить год-два лишения свободы, и тебя могут направить либо в крытую тюрьму (перевести на тюремный режим до трех лет), либо добавить год — и ты едешь на строгий режим. Также тебе передают бумаги, которые должен подписать, о работе, что будешь соблюдать внутреннее расписание дня, и еще тебе присваивают группу самодеятельности. Это вещи, которые почти ни на что не влияют, единственный момент — тебе дают треугольник, который носишь на тюремной форме. То есть кроме бирки на тюремной форме носят и эти треугольники. Тот, кто находится в статусе злостного нарушителя, не имеет права носить треугольник, он его снимает. А как раз у злостных нарушителей есть ограничения: у них сокращается лимит в магазин, так как общий либо усиленный режим в магазине имеет пять-шесть базовых величин, это сумма, которую ты можешь потратить в магазине (закупить средства личной гигиены, продукты питания, устройства, например тазики, стиральные порошки, и т. д), а когда ты становишься злостным нарушителем, либо "злостником", как их сокращенно называют, у тебя есть только две базовые величины в месяц. В магазин ходят только в определенное время.

То есть раньше было так: один отряд — один день покупок. А потом администрация начала что-то менять, вводить "основную лавку", "вторичную лавку", они пополам разделили день, то есть один отряд идет в основной день, а вторичный — это уже второй отряд, но дело в том, что в нем дается где-то полтора часа на закупки. А на основной магазин дается часов шесть-семь.

Иллюстративное фото

И все же многое зависело от смены. В лагере две смены: первая и вторая, но разница в том, что подъем во вторую смену на один час позже, и ложатся спать они тоже на один час позже. То есть у первой смены в шесть часов утра подъем, у второй — в семь. Отбой в первую смену 10 часов вечера, а отбой во вторую смену — 11 часов вечера. Обязательно во время подъема ты должен идти на зарядку. Если не выйдешь — сразу бумага. После занятий есть свободное время до завтрака. Завтрак в том отряде, где я был, начинался сразу после зарядки. То есть в 7.10 мы шли в столовую. Завтракали, возвращались и приводили себя в порядок и свои кровати. Но большая часть заключенных всегда просыпалась заранее, чтобы успеть не только кровать привести в порядок, но еще и помыться, чтобы во время сигнала "подъем" все были подготовлены идти на зарядку. Ведь там дается на все две-три минуты, даже пять, и ты должен за это время успеть одеться, застелить кровать. И когда объявляется, что за две минуты нужно подготовиться к зарядке, ты должен очень быстро, особенно осенью, зимой либо весной, надеть верхнюю одежду, и лететь сломя голову, туда, на локальный дворик, где мы занимаемся зарядкой.

Упражнения там одни и те же, некоторые делают, некоторые не делают. Но выйти должны все, обязательно. Кроме уборщиков — людей, которые прибираются в бараках. После — завтрак, свободное время, утренняя проверка. Все строятся — профучет в первых рядах. Потом все остальные. И "низкий статус" отдельно стоит, потому что они сидят по такой статье, они презираемы всеми, это в основном насильники, кто насиловал либо женщин, либо несовершеннолетних. Они стоят отдельно, их нужно называть именно "низкий статус". Если ты на тюремном языке их начнешь называть в присутствии представителей администрации, будь это конвоир либо офицер, сразу получишь бумагу. Это запрещено.

После утренней проверки идем на работу. Меня где-то после двух недель карантина направили в отряд, который занимался одной из самых тяжелых работ на промзоне: разборка металла. Этот отряд считался штрафным. Изначально он в ИК №3 формировался именно из "наркоманов". Это началось после 2015-2016 годов, когда были приняты знаменитые декреты об ужесточении наказаний по статье 328. А потом из-за того, что людей начали садить по наркотической статье, ИК №3, изначально рассчитанная на бывших силовиков, чиновничество и бизнесменов, стала общей зоной, куда начали садить всех подряд.

Работа: провода и конверты

Первая смена работы начинается в 8:30, ты приходишь на свое место и берешь под запись инструменты. Основной задачей было разобрать электрические провода: медные, алюминиевые, свинцовые. И это было не так просто, ведь изначально их разбирали вручную. Обертку, покрывающую саму проволоку, зачищали с помощью ножей, а если нужно было доставать саму проволоку, которая уже в более толстой обертке, то ее нужно было раздавливать вручную, ножом и молотком. И каждый раз надо было делать норму. В разные времена она отличалась, в зависимости от того, какие были провода. Медные — один вес нужно было сдать, алюминиевые — другой, свинцовые — другой. Причем свинцовые очень трудно добываются, потому что такая проволока сама по себе толстая, а еще в ней обертка идет свинцовая, и тебе в первую очередь ее нужно добывать. И с течением времени она настолько тяжелая становилась, что у тебя руки отваливались.

Каждый день вручную долбили эту проволоку, сначала нужно было ее разобрать и очистить от грязи (все-таки ее выкапывали из-под земли), это была не самая простая работа.

А сама промзона небольшая, и кроме разборки металла там был деревообрабатывающий цех, сапожный цех (там шили одежду разную, от тюремной формы до формы для силовиков либо предприятий), опытно-экспериментальный цех (это обычная упаковка: там занимаются производством упаковки либо мебели, в основном занимались мебелью). Мебель еще производило ПТУ (училище), это был филиал Витебского колледжа легкой промышленности. Туда политических не пускали. И поэтому в основном все работали либо на деревообработке, либо на разборке металла, либо на швейке — как повезет.

ИК № 3 (Витьба). Фото: Белсат

Я проработал в разборке металла около трех месяцев, потом работал каждый день, но до семи часов, и через некоторое время меня перевели в цех по изготовлению конвертов. Обычные почтовые конверты, но не для продажи на гражданский рынок, они производились именно для силовых структур и пенитенциарной системы. Изготавливались либо из белой офсетной бумаги, либо из коричневой крафтовой бумаги. А она производилась в разных размерах, от очень маленьких до очень больших, больше формата А4, — А1, А2 и А0. В зависимости от того, какая структура заказывала, и количества.

Дело в том, что в пенитенциарной системе Беларуси только два учреждения производят конверты: это жодинская тюрьма и ИК №3. Но есть отличие: в жодинской тюрьме изготовление бумаги осуществляется вручную, там заключенные изготавливают конверты, вырезая их вручную по трафарету, с помощью ножей. А вот в Витьбе используется специальный станок для раскройки, позволяющий делать намного больше конвертов. И заказы были другими, их количество исчислялось тысячами. Например, в магазин нужно было 1 000 одного размера конвертов и 1 000 другого размера конвертов, например для открыток.

Я нарывал кипу бумаги где-то около 100 штук, потом брал трафарет и расчерчивал контуры будущих конвертов, делал заготовку. На одном листе можно разное количество конвертов разместить, в зависимости от размеров, именно это влияло на количество. Например, возьмем конверты для открыток, если брать одно письмо, он может вместить где-то три штуки. Умножая на 100, получается 300 штук. Потом мастер-раскройщик по моим контурам готовит заготовки, после чего их вручную складывают, склеивают и добавляют самоклеящиеся полоски. Причем, если обычно склеивать, используют клей (именно при сложении), а когда уже дело доходит до клапана, который полностью закрывает конверты, там уже используется силикон.

В первую смену работа была с 8:30 до пяти вечера, а во вторую смену — с 17:30 и до 22 часов. Вторая смена была более удобна в том смысле, что ты мог сходить на стадион. А во время первой смены стадион был доступен только в выходные дни.

Развлечения. Каждый старался заняться чем-нибудь, чтобы не сойти с ума

Различные развлечения были в этой колонии. Там можно было поиграть в шахматы, нарды, шашки. Если хочешь, можешь посмотреть телевизор, тем более в каждом бараке, в комнатке воспитательной работы был DVD. Благодаря ему можно было заказывать диски, что и делалось. Но были ограничения. Это мог делать только "актив". "Актив" — аналог капов из немецких концлагерей. Это люди, которые сотрудничают с администрацией, старшие дневальные, обычные дневальные, физорг (организатор физкультуры), руководители самодеятельного отряда по быту и досугу — они и являются "активом", и только они могут заказать диски. Ведь если кто-то из политических закажет, нужно разговаривать с оперативником — и то, если он согласится, а он будет, как и режимный отдел, проводить проверки по этому диску, и это может затянуться либо на две недели, либо на месяц, либо вообще не захотят отдавать диск — и все, ты сидишь, а этот диск лежит у тебя "на вещах", тебе его просто не пропустили.

К массовым мероприятиям обычно политических редко допускали. А потом уже начали. В итоге: политические участвовали в спортивных мероприятиях чисто для себя, участвовали в интеллектуальных играх тоже чисто для себя, и плюс еще там был шахматный клуб, туда ходили. Также там была группа, организованная заключенными, которая называлась "Экслибрис" — литературный клуб, который занимался организаций мероприятий, рассказывал о чем-то интересном, проводил лекции, были показы фильмов. Они, кстати, делали работы, посвященные белорусским писателям, и иностранным писателям, рассказывали о произведениях, о каких-то личностях, которые оставили очень важный след в истории.

Посещение было по желанию, поэтому в основном приходили политические, ведь им было интересно. А потом уже начали принудительно туда водить других в клуб, чтобы внешне была посещаемость повыше. Дело в том, что одно время запрещали политическим ходить на эти мероприятия, а потом один из представителей администрации, библиотекарь, обратился к администрации и сказал: "Если вы хотите, чтобы хоть как-то эта самодеятельность работала и посещаемость была, то позволяйте хотя бы политическим ходить". Ведь большей части заключенных мероприятия, которые проводились, были неинтересны, а некоторые из них уже могли неоднократно на них быть, и потом с течением времени терять интерес.

Иллюстративное фото

Каждый старался заняться чем-нибудь, чтобы не сойти с ума. А с ума сойти там довольно просто. Если ничего не делаешь, начинают лезть глупые мысли в голову, и ты чувствуешь себя растерянным, дело может дойти до отчаяния. И политические всегда старались поддерживать друг друга, всегда. То есть когда нужна помощь, либо психологическая, всегда мы разговаривали между собой, на любые темы, кроме политических...

Про политику тоже рассуждали, но изредка, ведь шпионская система была довольно развита в пенитенциарной системе, и некоторые заключенные активно ходят к администрации, рассказывают о том, кто чем дышит. Но если возник интерес у администрации либо оперативного отдела к кому-то из заключенных, то у нему направляют человека, чтобы он следил, что он делает, о чем разговаривает и так далее. И не успеешь сказать одно слово, как вдруг об этом уже знают в администрации.

Самый яркий пример того, как это происходило, когда в 2023 году начались события в России насчет Вагнера. Я тогда говорил: "Вагнер восстал!", и потом меня вызывает оперативник, так как уже об этом узнал.

Он говорит:

"Парень, все это хорошо, но ты сдерживай свое поведение, потому что если не будешь сдерживаться, все может закончиться очень плохо".

Наказания. "Что, по мою душу?"

Если нужно было администрации кого-нибудь наказать, сделать это было очень просто. Достаточно организовать проверку, как человек производит норму на промзоне, либо просто направить двух конвоиров, которые займутся обыском вещей. А это было довольно обычным явлением, все привыкли. Когда приходят к тебе, спрашиваешь:

"Что, по мою душу?"

Они говорят: "Да" и "идемте тогда проверим".

Вообще описи должны вестись так, чтобы у тебя было указано не количество вещей, а наличие тех вещей, которые в них занесены. Но, чтобы придраться к заключенному, придумали учет количества вещей, которые находятся в сумке. Если его нет — вот тебе и повод для рапорта.
А система наказаний там отличалась. Самыми мягкими считались выговор либо внеплановое дежурство (обычно это уборка территории). А уже потом идут более жесткие наказания: ты теряешь посылку либо свидание (краткосрочное или долгосрочное). Ну и самый жесткий — ШИЗО либо ПКТ. Сначала сажают в ШИЗО, а потом в ПКТ, если уж ситуация будет такая, что другого решения для администрации уже не будет.

ИК № 3 (Витьба). Фото: Белсат

Свидания и поведение. "Живи как жил по воле"

Получить свидания очень непросто. Если это краткосрочное свидание, ты можешь подойти к своему председателю отряда, обычно это офицер, и с ним можешь договориться насчет даты. Пишешь заявление, и это происходит без особых проблем. Но с долгосрочным свиданием все гораздо труднее. Во-первых, администрация их неохотно дает. Они придумывают обычные оправдания по поводу того, что "ты просидел очень мало, нам нужно к тебе присмотреться, что ты за человек такой. Можно ли тебе давать свидание долгосрочное". То есть тебя заставляют идти к представителям администрации, чтобы дали это свидание. В основном шли к заместителю начальника колонии по режимно-оперативной работе.

Этот человек почти главный в колонии. Обычно начальник колонии только подписывает и согласовывает те решения, которые принимает администрация либо "зампорор". А этот человек влияет на все. Он знает почти все: как ты дышишь, чем дышишь. И если, например, ты идешь к нему на прием, либо он тебя вызывает, и ты с ним ведешь разговор, он обычно говорит: "Про тебя ходят слухи такие, что ты сделал то, то, и то..." А ты ему говоришь: "Как я мог сделать то, то, и то, когда я вообще был не в том месте, не в том времени, и так далее. Может, это придумали".

Обычно зампорор знает о происходящем в зоне. Так же как и знают об этом оперативный либо режимный отделы. И поэтому нужно вести себя очень внимательно и осторожно. Ведь это то, что позволит тебе без каких-либо неприятностей досидеть свой срок. Но все равно там бывают случаи, когда на тебя могут обратить внимание.

Например, был такой случай: как я говорил, меня задерживали в ШИЗО за туалет во время режимного времени. У меня на тот момент была одна бумага в начале срока за несовпадения в описи вещей. Тогда мне дали внеплановое дежурство. Обычно эта бумага, если не нарушаешь, держится год, после чего отменяется. Прошел год, бумага отменилась, они видят, что у меня нет вообще бумаг — а почему бы и нет, давайте! Я тоже оказался не в том времени и не в том месте, как я уже говорил выше.

Иллюстративное фото

Политические заключенные — к ним отношения были совершенно неоднозначными. Одних заключенные уважали, потому что заводили дружбу, становились как будто бы своими. Других недолюбливали, даже насмехались над ними. Их могло раздражать абсолютно все: поведение, а там контингент, который следит за тобой каждый день, ты живешь с ними в одном помещении. Надо всегда быть в тонусе, то есть ты должен быть всегда напряжен. Либо ты сделаешь какую-нибудь нелепость, которую посчитаешь мелочью, а для тех, кто уже сидел, это может быть не мелочь, а станет поводом для конфликтной ситуации. И вся жизнь такая в ИК. Как ты построишь отношения с каждым человеком, неважно какой это заключенный (либо политический, либо с обычным профучетом, либо с простым заключенным), отэтого тоже зависит, как ты будешь строить свою жизнь там.

Ведь на некоторое время колония становится твоим домом. И поэтому там всегда говорили:

"Живи как жил по воле, но всегда оборачивайся и будь бдительным, чтобы не было проблем".

И так я просидел до конца января 2024 года, когда у меня истек срок.

Освобождение и после. "Так ты же уже отсидел!"

Я вернулся домой, стал на учет в местную уголовно-исполнительную инспекцию, которая занимается проверкой бывших заключенных. То есть те, кто вышел на свободу, в определенное время должны ходить на отметку. Условия были такими: так как я вышел с аттестацией "не вставший на путь исправления", и на меня не было заведено судебного процесса о придании мне превентивного надзора. У меня был обычный профилактический учет: появляться в отделение раз в неделю, присутствовать на этих мероприятиях, после чего идти заниматься своими делами. Кроме того, если ты безработный, то должен участвовать в полезной для общественности работе. Обычно это либо уборка улиц, либо другие бесплатные работы. И ты должен это делать раз в месяц, либо два раза — все зависит от того, как ты туда ходишь. Они, конечно, говорят, чтобы ходил чаще, когда не работаешь, чтобы у них голова не болела за тебя.

Но там была одна неприятность, которая очень мешала жизни, не только мне, но и моим родным. Дело в том, что опираясь на какое-то внутреннее распоряжение РОВД, они еще должны приходить ко мне проверять, нахожусь ли я дома в определенный момент. Они могут прийти в любой день в любое время. Я спросил у руководителя этой инспекции:

"Извините, но у меня нет превентивного надзора, по решению суда не было заказа от администрации колонии на предоставление этой вещи".

"Ну, что есть, то есть. Так что мирись с этим. А если ты, либо твои родные, не хотите мириться с этой вещью, то обращайтесь в прокуратуру с жалобой о том, что не нужно делать такие частые проверки".

Первые две недели были почти нормальными, они пришли два раза в неделю, проверили — и все. А уже за неделю до "парламентских" выборов 25 февраля 2024 года, начали ходить все чаще. Сначала в воскресенье пришли после отметки. А это два часа дня, а потом они вообще пришли в 12 ночи. И так было почти каждый день, пока мои родные просто не отключили и домофон, и звонок, потому что это их начало нервировать, они возмущались. Они предъявляли претензии даже тем, кто приходил — милиционерам. Но те говорят:

"Мы ничего сделать не можем, такое распоряжение".

И действительно, когда я видел бумаги, с которыми они приходили, там было отдельное внутреннее распоряжение, подписанное начальником РОВД о том, что нужно в это время меня проверить. Хорошо. Проходит некоторое время, звонит мне председатель инспекции, которая занимается отметками, говорит: нужно подойти. В тот момент мои родители были возмущены этим частым посещением милиционеров. Мы пошли вместе с ними в инспекцию. Договорились: так и так, у меня есть номер телефона, на который можно позвонить, чтобы не беспокоить ни моих родных, ни моих соседей:

"Вы позвоните, я выйду — и стану на отметку".

И он говорит: "Ну ладно, я постараюсь сделать все, что в моих силах, но тебе нужно пойти к местному участковому инспектору, он тебя вызвал".

Я подумал: "Ну это уж слишком подозрительно. Если бы меня участковый вызывал, сделал бы это не через инспектора, а вызвал бы меня напрямую. А он, якобы, через посредника вызывает меня в РОВД".

Но ладно, я пошел. И потом он наивно мне показывает бумаги о том, что на меня заведено дело об административном правонарушении. То есть пришли материалы о том, что на моей странице в инстаграме, которая принадлежала раньше мне, но я над ней потерял контроль, находились подписки на сообщества, признанные экстремистскими. И поэтому нужно меня задержать, так как нужно провести проверку по части 2 статьи 19.11 КоАП. Хорошо. И что дальше?

"Ну, я вынужден тебя задержать".

Потом я сообщаю родным, что меня задерживают. Они говорят:

"Так ты же отсидел!"

"Ну вот, пришел на меня новый материал. На одной из страниц соцсети нашли подписки, которые признаны экстремистскими".

Отобрали у меня телефон в качестве орудия преступления, хотя на тот момент телефон, которым я пользовался, даже не поддерживал инстаграм, и я с него туда даже войти не мог. Он просто был обычным, для звонков. Мне оформили протокол о задержании, потом сделали скриншоты, они были и в материалах административного правонарушения, потом повезли меня на формальную проверку в местную больницу — чтобы выписали справку о том, что я годен сидеть в ИВС. А почему я сказал формально — потому что когда ты приходишь туда в наручниках (а меня как раз возили в милицейской машине в них и привели туда так же), они посадили меня, подошла доктор, посмотрела мою голову на наличие вшей, и все. И потом она дает окончательный приговор "годен" — и я поехал туда. Во время оформлением на меня бумаг местным участковым, подошел один из оперативников, начал надо мной издеваться, кричать:

"Мы вас найдем всех! Мы вас вытравим всех! Мы вас уничтожим всех и будем уничтожать до той поры, пока вы не исчезнете окончательно".

Я ему ответил: "Вы меня ничем не удивили, и можете даже этими словами меня не пугать".

"А почему ты так смело говоришь?"

"Я уже отбыл свой срок, и вы меня уже ничем не зацепите и даже не испугаете".

"А сколько ты отсидел?"

"Два с половиной года".

"Ааа, так мало. Можно тебе еще пятерку навешать".

Я: "Вы сначала материалы найдите, по которым можете меня посадить".

"Ничего, найдем" — и начал смотреть скриншоты моей страницы в инстаграм, увидел фотографию:

"Так ты же участвовал в 20-м году!"

Я: "И что? Я за него сидел уже".

А тот говорит участковому:

"Так он же участвовал, надо было пометить в протоколе".

"Зачем? Он же отсидел".

"Ай, неправильно ведешь ты дело!"

А тот участковый был новичком, то есть человек, который пришел несколько месяцев, только работает, и у него мало опыта в ведении этих дел. И он сам мне признался честно, что впервые вынужден завести такое дело.

Когда я сообщил родным о том, что меня задержали, они тут же побежали к адвокатке договор заключать, чтобы она защищала мои интересы. Благодаря ей все-таки мы смогли защититься, и я ограничился тем, что отсидел, то есть этими тремя сутками. Когда мы с ней просматривали материалы по делу, оказалось, что большая часть тех сообществ, которые были в инстаграме, на тот момент признавались экстремистскими тогда, когда я уже был в местах заключения. То есть я уже тогда отбывал свой срок, в то время, как принималось решение беларусских судов о придании сообществам статуса экстремистского.

И ты сидишь и думаешь о себе: мало того, что сначала в тюрьме посидел, пообщался с разными людьми, увидев их отношение к себе, потом в лагере просидел, терпел частично издевательства над зэками, которые сначала смотрели телевизор, либо читали газеты, так как другого источника информации не было, и как очень быстро меняется у них мнение. Сначала, когда начались протесты 2020 года, они поддерживали, говорили: "Ребята, молодцы! Может что-то изменится", а потом, когда отключили спутниковое телевидение, именно те каналы, которые потом были запрещены, например Евроньюс, сразу мнение поменялось кардинально, и уже они начали рассуждать так, как рассуждает сейчас некоторая, или большая часть администрации, а некоторым и вовсе безразлично, за что мы сидели и что мы делали. Вот и все.

Иллюстративное фото

Покидание родины. "Боюсь, что долго на свободе не пробуду"

И уже тогда, во время освобождения, ко мне обратилась белорусская ассоциация политзаключенных "ДА ВОЛІ" и BYSOL, спросили:

"Вам нужна эвакуация?"

Я говорю: "Да, мне нужна эвакуация, потому что боюсь, что долго здесь на свободе не пробуду".

А учитывая факт о последних задержаниях, этот процесс ускорился, и благодаря именно "ДА ВОЛІ" и BYSOL я оказался здесь [в Европе — прим.], хотя это было непросто. Да, это было непросто, но все прошло без каких-либо препятствий, хотя это и требовало некоторого времени, но благодаря им я оказался здесь. И теперь буду возвращаться к обычной жизни уже здесь. Там, где есть какая-никакая свобода.