"Они приходили практически каждую ночь": политзаключенный — о "домашней химии" в Беларуси
Тимофей (имя героя изменено по соображениям безопасности) был осужден на "домашнюю химию" в начале 2023 года. Некоторое время после суда он отбывал наказание, находясь под постоянным прессингом властей. Постоянные проверки и давление привели к новому суду и замене наказания: вместо "домашней химии" мужчина отправился в колонию. После освобождения Тимофей уехал из страны.
Он рассказал "Вясне" о том, как в Беларуси отбывают "домашнюю химию" и условиях заключения в шкловской колонии.
“Когда они ворвались в дом, то сбили маму с ног”
В 2020 году Тимофей, как и многие белорусы, принимал участие в акциях протеста. Кроме этого, он оставлял комментарии в соцсетях. Уже в 2022 году к нему на работу приехали сотрудники милиции, изъяли телефон и спрашивали, где он находился в то или иное время. У него в квартире тоже провели обыск. Спустя месяц все повторилось, только на этот раз его дома не оказалось: двери открыла пожилая мама.
— Она думала, это я что-то забыл и вернулся домой, — вспоминает Тимофей. — Поэтому она не посмотрела в глазок, а сразу открыла двери. Когда ОМОН ворвался в дом в масках со щитами и мигающими фонарями, то сбили маму с ног, начали требовать у нее сказать, где я. А у мамы больное сердце, потом она долго не могла прийти в себя. Чтобы сбить ей давление, мы вызывали скорую. Пока я сидел, она пережила инфаркт на нервной почве.
Не извинившись, следователь оставил телефон и сказал, что Тимофею лучше перезвонить ему, иначе мужчину всё равно найдут. Он позвонил в тот же день, с ним грубо поговорили и оставили в РОВД на сутки.
— Местный сотрудник милиции сказал мне, что отпираться бесполезно, — рассказывает Тимофей. — Он посоветовал написать всю правду — и тогда я получу максимум год условно. Я во всем сознался, через сутки меня отпустили и несколько месяцев не беспокоили.
“Они приходили практически каждую ночь”
На суд Тимофей пришел без адвоката: знакомые предупредили его, что в этом нет никакого смысла. Мужчина называет суд “обыкновенным судилищем” и “постановочным спектаклем” — в итоге ему назначили “домашнюю химию”. Едва только он выдохнул, как понял, что его испытания только начинаются.
— “Домашняя химия” используется, чтобы сломить и раздавить человека, — говорит Тимофей. — Ты можешь выходить только на работу, возвращаться с нее можно до 19.00. Ни под каким другим предлогом выходить из дома нельзя даже на выходных. Сотрудники милиции устраивают постоянные проверки, чтобы посмотреть, дома ли ты. Они могут приехать в любое время ночью, и до ареста они приходили практически каждую ночь. Если ты спишь и не открыл двери — это нарушение. Со слов знакомых, доходило до того, что человек был дома, они включали “Дозор” (нагрудный прибор у сотрудников милиции, который записывает происходящее — прим. ред.), делали вид, что нажимали на кнопку, хотя звонка не было, записывали это как доказательство того, что человека не было дома — и он автоматом получал нарушение. Бывало, что мне грубили с выключенным “Дозором”, а потом демонстративно включали его и говорили: “Извините за беспокойство, всего вам хорошего”. Они разбивали людям сон и просто глумились над ними. Цель этого была одна — засадить человека.
"Ещё ни один "домашний химик" спокойно не досидел свой срок"
Так продолжалось два-три месяца после суда. Кроме постоянных визитов, каждую неделю Тимофею нужно было посещать собрания для таких же политических “домашних химиков”. На них либо обсуждали темы вроде “как заслужить признание общества”, либо смотрели белорусское телевидение. Каждый понедельник нужно было приезжать отмечаться в местное РОВД. За это время на Тимофея составили три протокола за нарушения. Одно из них случилось, когда знакомый мужчины попросил его сходить в аптеку за лекарствами для него. Когда Тимофей вернулся, возле дома его уже ждали сотрудники милиции.
“Нас наказывали за то, что убийцам и насильникам сходило с рук”
После трех нарушений дело Тимофея снова передали в суд — так прошел новый процесс по замене наказания на более строгое. Мужчину отправили в колонию, где он провел чуть меньше года.
— Меня забрали через 10 дней после суда, — рассказывает Тимофей. — Сначала было РОВД, потом тюрьма №8 в Жодино, после этого — ИК-17 в Шклове. Пока мы были на карантине, приехали сотрудники колонии, которые знали политических поименно — независимо от того, были они в правозащитных списках политзаключенных или нет. И к нам начались придирки: кто-то не так побрился, кто-то не поздоровался или имел какое-то пятно на одежде.
После двух недель карантина политических собрали в одном зале колонии, они по очереди подходили к сотруднику на трибуне и отвечали на вопросы, кто ты и что сделал. С этого собрания все люди вышли с желтыми бирками — после карантина их всех равномерно распределили по отрядам.
— Желтая бирка означает повышенное внимание к тебе, — объясняет Тимофей. — Каждое утро на перекличку в отряде заходил проверяющий, который осматривал каждого “желтобирочника” в надежде, что кто-то не побрился или выглядел небрежно. Когда шли на завтрак, останавливали через отряд и обыскивали именно нас. Ты мог попасть в ШИЗО, даже если у тебя нашли кусок хлеба в кармане. В отряде политическим запрещалось давать что-то друг другу, вплоть до сигареты. Сдававшим нас людям полагалось пощрение. Спать в отряде мы могли только на втором ярусе кроватей.
"Это было своего рода показательным унижением"
Какое-то время Тимофей ходил в местную больницу. Врачи признавались, что у них нет подходящих лекарств, поэтому только снимали симптомы или подлечивали капельницам. Мужчина рассказывает, что для медицинских работников не было разницы, кто за что сидел, они относились ровно ко всем. Каждый день политические должны были работать, и чаще всего их вызывали на самые сложные работы. Они должны были ходить помогать даже менять асфальт на территории колонии.
— Утешением там были только церковь, библиотека и стадион, — говорит Тимофей. — Но в начале лета 2023 года политических лишили и этого. Двое наших вообще впали в депрессию, после того как не смогли ходить в церковь. Нельзя было даже стоять возле забора и разговаривать с кем-то из соседнего отряда. А из отряда изъяли все книжки, которые связаны с психологией и могли бы хоть как-то укрепить дух. Так называемое исправительное учреждение направлено не на то, чтобы исправить нас, а чтобы сломать. Они делают все, чтобы по выходу оттуда ты превратился в безвольную массу — просто шел и выполнял то, что тебе сказали, не имея своего мнения.
Политических в колонии изолировали и от любых контактов с внешним миром. Например, лишали свиданий за малейший проступок, отдельно водили на телефонные звонки. Могли закинуть в ШИЗО специально, чтобы человек не попал в расписание телефонных звонков: некоторые политические не могли связаться с родными по месяцу. Политическим заключенным нельзя было пользоваться стиральной машинкой или холодильником, потому что они предназначались только для “актива”, в который они, конечно же, не могли попасть.
— У сотрудников колонии была нехорошая привычка — устраивать обыски, — вспоминает Тимофей. — Делали они это скорее чтобы нашкодить, а не найти что-то запрещенное. Например, у меня был пакетик с приправой — они его открыли, чтобы она высыпалась приправа на вещи и все остальное. Пакетики с кофе и чаем они просто протыкали ручкой. Наши вещи всегда были разбросаны на полу после таких приходов, а у других — просто перевернуты.
Мы не перешли даже с ботинок на туфли летом, всё лето я ходил в ботинках. Нас наказывали за то, что убийцам и насильникам сходило с рук, им проще живется на зоне. Может быть, меня меньше цепляли из-за возраста, но молодые парни постоянно сидели на ШИЗО по формальным причинам. Когда приехали какая-то министр и другие проверяющие, “желтобирочников” спрятали наверху, а остальные ходили по дворику. Вопросы могли задавать только «случайные» люди из актива. Нас, как зверят, загнали подальше, чтобы мы нигде не ходили не отсвечивали. Кроме этого, каждые два месяца нам предлагали писать на помилование,
"Я думал, все закончилось"
Из колонии все политзаключенные выходят “через ШИЗО”: это значит, что они должны провести там несколько суток. В ШИЗО постоянно открыта форточка и “кормушка”, поэтому ты всегда находишься там на сквозняке. Постельного белья там нет: люди вынуждены спать на голых досках. У Тимофея на нервной почве поднялось давление, но медобслуживания он не получил.
"Ставили на растяжку и били по ногам"
Бывший политзаключённый рассказал про колонию № 17 и преследование после освобождения.
— Когда меня выпустили, я снова стал на учет, — рассказывает Тимофей. — Я думал, все закончилось, но мне опять нужно было отмечаться и посещать лекции. Если пропустишь — 15 суток. В городе я не мог устроиться на работу в государственные организации, но в частных все понимали и говорили, что я все правильно сделал. Опять начались приходы сотрудников милиции — правда, на этот раз не чаще трех раз в неделю не позже девяти вечера. Они могут приехать в субботу и напомнить про собрание, а потом — еще раз, только в воскресенье. Это все очень нервно, причем давят не только на политзаключенных, но и на их семьи. В дом к одному “политическому” постоянно приходил родительский комитет, чтобы проверить, в каких условиях живут дети, а жену доставали на работе.
В таких условиях Тимофей прожил еще около полугода, после чего понял, что его не оставят в покое и решил уехать из страны.
— Я всё равно буду иметь свою точку зрения и придерживаться ее, — объясняет мужчина. — Я прекрасно понимаю, что в следующем году выборы и мне не дадут спокойно жить: будут сажать и хватать под любым предлогом всех, кто был против, но будут пытаться сохранить это в тайне. Я уехал и надеюсь, что теперь по крайней мере они оставят свои приходы и оставят в покое маму, родных и соседей, к которым они приходили с разными вопросами про меня. Сейчас я больше не верю в мирный протест, митинги и лозунги. Государство понимает только язык силы, а система направлена на то, чтобы сломать человека.
