«С 1996 года в стране построена монархия, и выборы превратились в соцопросы»

Уже после нашей беседы Андрей Климов сказал, что давно уже никому интервью не даёт. Когда же я спросил, почему мне сделано исключение (явно ожидая услышать в ответ комплименты о своёй рубрике и своём творчестве), Климов ответил: «Да просто ты мне надоел».

Я действительно добивался этого интервью несколько недель. Впрочем, в самом нашем разговоре весёлого было мало. Пожалуй, давно я не чувствовал у собеседника такой боли и надрыва, какие я видел в глазах и словах Андрея Климова.]

"Я не мечтал о том, что я пройду три тюрьмы, защищая Конституцию"

– Как в начале 90-х становились предпринимателями?

– Я, как и многие, начинал в конце 80-х с поездок в Польшу. С сумками, набитыми стиральным порошком, фотоаппаратами, водкой.

Когда я в Бяла-Подляске разложил свой товар, и продал его за час, я понял – это моё. Больших денег я не заработал, но мы смогли купить, что нужно было для семьи – в советские времена на зарплату прожить было невозможно.

– Из тех сотен тысяч челночников бизнесменами стали далеко не многие. Лишь небольшой процент из них смогли сделать шаг вперёд, в настоящий бизнес. У вас это произошло случайно или это был осознанный шаг?

– Это было осознанное решение. На четвёртом курсе юрфака БГУ я понял, что могу. Я бросил университет, открыл свою фирму, нанял юриста, и всё пошло. Мы занимались продажей недвижимости.

– Кроме бизнеса, вы довольно быстро пошли в общественно-политическую сферу. Вы учредили "Газету Андрея Климова", которая, насколько я помню, стремилась занять пустующую тогда нишу острого и желтоватого издания…

– К тому времени у меня уже был опыт сотрудничества с компанией "Эридан" ныне покойного Александра Потупы. Он тогда успешно занимался издательской деятельностью, и я тоже пытался на этом заработать.

– Ваше следующее решение было пойти в политику. Вы представляли тогда, что это означает в Беларуси, понимали, с чем столкнётесь?

– Я пошёл в политику, потому что в бизнесе мне стало скучно. И поскольку я начинал своё образование со знания законов, то работа в парламенте не представлялась мне чем-то загадочным.

Однако то, что произошло потом, в конце 96-го года, никакого отношения к парламенту, к законодательной деятельности не имеет. Скажем так, я не был к этому готов.

Я вообще не представлял, что такое возможно, что я пройду три тюрьмы, защищая Конституцию. Это мне в самом дурном сне не могло присниться. В детстве я об этом не мечтал. Я могу только пожалеть о том, что мне в жизни пришлось это испытать.

"Иван Титенков производил впечатление человека делового, немногословного и глубоко порядочного"

– То есть вы не представляли, куда идёте, и насколько это серьёзно?

– Я не представлял, с кем имею дело. В 1994 году, когда я принимал решение идти в парламент, я уже был знаком с некоторыми людьми из команды Лукашенко (Синицын, Титенков), думал о возможности какого-то общего бизнеса...

– Вы имели с ними общий бизнес?

– Пытался, скажем так. Но опыт был неудачным. Скорее они использовали мои наработки в собственных интересах.

Но эти люди никаким образом не дали мне причину задуматься о том, какая власть устанавливается в стране. Леонид Синицын вообще выглядел робким интеллигентом. Иван Титенков производил впечатление человека делового, немногословного и глубоко порядочного, отвечающего за свои слова и поступки. А Лукашенко произвёл на меня благоприятное впечатление, когда назначил мэром Минска Ермошина – именно того человека, который должен был быть на этом месте.

И моё представление о работе в парламенте было таким, как это происходит в США и Европе. Я планировал, что в первой созыве я буду знакомиться, набираться опыта, в следующем уже, может быть, буду создавать какую-то фракцию, предлагать свои законопроекты.

Но я отнюдь не собирался бросаться грудью на амбразуру, защищать Конституцию и демократию – поскольку тогда я думал, что в этом нет никакой необходимости. Люди у нас вменяемые, страна мирная.

– То есть, как и многие в том Верховном Совете (те же аграрии, коммунисты), вы фактически в 1996-ом году стали оппозиционером поневоле?

– До последнего момента Лукашенко не производил впечатление человека, который собирается распустить парламент, и фактически совершить государственный переворот. Происходило общение между ветвями власти, Лукашенко приходит на заседания, участвовал в дискуссиях…

– Чем вы можете объяснить, что среди семидесяти депутатов, которые подписали заявление об импичменте Лукашенко, посадили только вас? Вы не были ни руководителем партии, ни лидером фракции.

– Пока я не смогу поговорить на эту тему лично с Лукашенко, пока я не изучу архивы КГБ по этому делу, я не могу ответить на ваш вопрос. Более того, чем дальше от того периода, тем более я понимаю, что был вписан в историю, которая проходила независимо от меня. Единственное, в чём я не сомневаюсь – то, что мой арест не прошёл мимо Александра Лукашенко.

"Ничего, кроме искалеченной души, человек из тюрьмы не выносит".

– Следующий вопрос довольно банальный, но я обязан его задать. Чему может научить тюрьма?

– Ничему хорошему. Ничему хорошему отрицательный опыт не учит. В третьей строфе "Божественной комедии" Данте как раз про это и сказано – что лучше такой опыт не переживать.

Ничего, кроме искалеченной души, человек из тюрьмы не выносит. Такой опыт, опыт умирания в тюрьме, я никому не желаю. Меньше всего в жизни я хотел бы хвастать или анализировать на людях мною пережитое.

Сам я не герой, я не родился Маратом Казеем. И для меня подобное испытание – это тяжёлое бремя, в том числе психологическое. А то, что я узнал про людей в тюрьме – не прибавило мне оптимизма и любви к человеку. К тому же были конкретные угрозы со стороны власти – поэтому разочарование было по многим моментам, в том числе о том, какая у нас власть.

– Тюрьма по-разному влияет на людей. Как вы изменились после трёх отсидок?

– В худшую сторону. Я не стал добрее, я не стал умнее.

После последнего срока я решил взять паузу, поскольку личный мотив – это не лучший повод для занятия политической деятельностью. Я стал реже давать интервью, и как вы видите, с неохотой согласился на интервью с вами. Я стал более осторожен в оценках –- только потому, что этот опыт научил меня пониманию того, что в жизни не всё так однозначно.

В тюрьме меня спросили – "какого х.. ты сюда припёрся"

– Хорошо, если вы все поняли в тюрьме, как вас угораздило попасть туда снова?

– В тюрьме я отсидел всего три раза. Первый раз – с 1998 по 2002, второй раз – с 2005-06, и третий раз – в 2007-08-ом.

Вообще же ваш вопрос настолько же несуразный, как и вопрос, который мне задал начальник Мозырьской колонии строгого режима, когда я был туда доставлен этапом. Он меня спросил – "какого х.. ты сюда припёрся?"

Поэтому единственно разумное, что я могу вам ответить – это порекомендовать задать этот вопрос действующему главе государства. По той простой причине, что последний раз я был осуждён за оскорбление президента и отпущён через 10 месяцев по Указу президента о помиловании, прошения о чём я не писал.

Дело тогда было возбуждено по письменному указанию Секретаря Совета безопасности Шеймана, которое находится в моём уголовном деле. И там был чётко написано – "возбудить уголовное дело и взять под стражу".

– Но почему снова именно вы? Резкие статьи против Лукашенко писали многие…

– Я не мыслю себя ни Вацлавом Гавелом, не Нельсоном Манделой. Я не обладал огромным влиянием на умы людей. Так что для меня это вопросы, которые пока остаются без ответа

"Лукашенко – это полностью продукт Кремля".

– Чем вы сейчас занимаетесь?

– Не думаю, что это может быть интересно читателям. Самой большой проблемой для меня после выхода на свободу в феврале 2008 года было: первое – поправить здоровье, второе – вернуть себе адекватное восприятие действительности, потому что всё происшедшее ввергло меня в серьёзный психологический шок, и третье – вернуться к нормальной жизни.

За это время у меня подросли дети, а они требуют много внимания. И времени очень мало, чтобы наверстать упущенное и восстановиться после тюрьмы. Два с половиной года прошло, а я не могу сказать, что полностью восстановился.

Надо признать, что за эти годы ничего хорошего в нашей стране не произошло. Всё это не добавляет оптимизма и лишний раз даёт мне повод признать, что моё решение наблюдать за ситуацией со стороны было правильным. Не хочется всё время совершать ошибки. То, что я вижу и по что я знаю, даёт мне повод только посочувствовать нашим людям.

– Вы ощущаете внимание органов к себе?

– Более чем пристальное. Это проявляется в полном арсенале работе спецслужб с политическими оппонентами.

Это мне надоело, и в летом прошлого года я обратился к министру внутренних дел, а также к главе Администрации президента Владимиру Макею. Я сказал, что законопослушный гражданин, поэтому объясните, какие у вас есть ко мне вопросы. Не портите жизнь мне и моей семье и не насилуйте моих партнёров по бизнесу.

– И каким был ответ?

– Вполне доброжелательный. Но на низовом уровне я получил совсем другой ответ.

– У нас приближаются президентские выборы. Вы уверены, что останетесь в стороне?

– Я удивляюсь, что вы задаёте этот вопрос. Я удивлён той полемике, которая проходит в обществе вокруг выборов. С 1996 года в стране построена монархия, и выборы превратились в соцопросы. Выборов нет, и общество смирилось с этим.

Почему бы не признать, что у нас недемократическое государство, мы не европейская страна, мы вообще вне европейской цивилизации? Надо это всё признать, и тогда одним будет легче управлять этой страной, а другим бороться за свои права.

– Как тогда вы видите варианты смены власти в Беларуси?

– Как это происходит во все времена – сюзерен меняет вассала. Я не верю никаким фильмам по НТВ. Если бы Москва всерьёз хотела поменять кого-то тут, она бы это давно сделала.

Более того, Лукашенко – это полностью продукт Кремля. Это то, что они хотели видеть, чтобы осуществить свой план построения союзного государства так, как они это представляли – с президентом Путиным, премьером Лукашенко, единой валютой, парламентом и так далее. Чтобы потом можно было в эту структуру подтягивать Украину, и других.

Практически же я уверен, что у нас будет цивилизованная трансформация власти, я думаю, что ситуация будет способствовать тому, чтобы власть сама менялась. Я склонен к польскому варианту, когда Ярузельский договорился с оппозицией о каких-то своих гарантиях, дал возможность провести демократические выборы и пошёл в отставку.

"Я хотел бы родиться в США"

– Вы во время интервью сказали, что о многом жалеете. С какого момента вы хотели бы повернуть свою жизнь вспять?

– С рождения. Я бы хотел родиться в США.

– Но если взять поворотные момент вашей жизни, середину 90-х, когда вы пошли в политику…

– Жалею о том, что я в 1994-ом году не уехал в США, когда меня просили мои знакомые возглавить в Нью-Йорке строительную корпорацию.

– Так что получается – всё то, что произошло с вами после 1996 года, всё это было зря?

– Судя по тому, что произошло со страной, я в том числе несу за это ответственность. Я даже больше скажу – возможно, моя активность поспособствовала ухудшению ситуации в стране.

Все мы в руках Господа, и никто не знает, как нас использует творец. Но я однозначно вижу, что ни моей семье, ни моей стране моя активность не пошла на пользу