Анастасия Рыбаченко: «Тем, кто просил адвоката, давали 12, кто ничего не просил – 10, мне 15: адвокат+консул+2 свидетеля»

20 декабря был тяжелым днем. Как сводки с фронтов шла информация из судов Минска об осужденных за участие в акции протеста – арест, арест, арест, изредка – штраф… Уже часам к восьми вечера сообщили, что суд не принял решения по делу гражданки России Анастасии Рыбаченко. Мы были уверены, что отпустят девушку, и она на первом же возможном поезде покинет нашу «сильную и процветающую». Но оказалось все не так – назавтра коллеги, отслеживающие судебные процессы, перезвонили: Анастасия получила 15 суток, требовала консула и адвоката – добавили. Ясссно………

29 декабря стало известно, что Анастасию в числе других россиян «выкупил» российский МИД и они Новый год встретят дома (правда, в тот же вечер стало известно о двух российских гражданах, задержанных уже по обвинению в массовых беспорядках, но среди них Анастасии не было).

И вот в начале января пришел мэйл от Анастасия Рыбаченко. Из этого письма мы узнали, что Анастасия – активистка российского демократического движения «Солидарность», а еще – что в своем блоге в «живом журнале» она описала свой белорусский опыт задержания, суда, ареста – свои живые впечатления о том, что ей пришлось пережить в Беларуси в последние предновогодние дни, о людях, с которыми ее за это время свела судьба, жестокости, несправедливости, понимания и помощи….

Беларусь. Часть 1

Расскажу, наконец, как провела время в Беларуси. Эта часть - досудебная, будет ещё вторая.  Арестована я была не на митинге оппозиции, хотя и принимала в нём участие. Вообще беларусы от россиян отличаются не сильно, точнее, отличий я вовсе не заметила, так что и ОМОНовцы одни и те же, по-сути, что в России, что в Беларуси, с той только оговоркой, что в Беларуси ОМОНовцам много позволяет власть и они там вообще в фаворе, так что дубинками лупят людей они только так. На митинг я приехала, в первую очередь, фотографировать. Помимо этого я принимала в нём участие, крича «Милиция с народом!» тогда, когда ещё была надежда на достойное поведение милиции, ещё остановила ребят, которые кидались льдом в ОМОН (толку от этого всё равно никакого, да и кидались они не слишком метко, попадали в своих же товарищей), ещё подобрала себе беларуский флаг на память, ещё вытаскивала вместе с остальными пенсионера из под ног ОМОНа, как раз тогда получила по голове дубиной и по рукам. Как раз тогда меня с остальными взяли в кольцо ОМОНовцы, кольцо сужалось, при этом людей «собирали поплотнее» путём битья дубинами, и вот тогда как раз, сужая кольцо, шли ОМОНовцы по пожилому мужчине, лежащему на земле. Тех, кто был внутри кольца, подводили к автозаку и загружали, в какой-то момент автозак заполнился, и кольцо стали передвигать к другому автозаку, между первым и вторым была небольшая брешь, охраняемая одним ОМОНовцем, через неё мне удалось сбежать. Арестовали меня через 5 часов после начала митинга – в 23 вечера – на проспекте Независимости. Митинг уже был разогнан, людей покидали в автозаки, а я, чудом сумев убежать от ОМОНА, шла выкладывать в интернет фотографии с акции. Кстати, весь интернет в Беларуси именной – Wi-Fi нигде нет, чтобы выйти в интернет нужно либо идти в интернет-клуб и там предъявлять паспорт при регистрации, либо выходить в интернет с мобильного телефона, купив беларускую сим-карту, но, кстати, полякам сим-карты не продают, на счёт русских – мне продали, хотя КГБшники, когда меня допрашивали, этому удивились. Так вот, я шла по проспекту Независимости, почти дошла до Октябрьской площади, увидела, что на противоположной стороне улицы происходит потасовка: сотрудники милиции бьют людей, люди кричат, всего участвовало человек 15. Подходить к месту событий и как-то вмешиваться, конечно, было рискованно, я это понимала, особенно не хотелось попадаться милиции потому, что я уже сумела сбежать 1 раз от ОМОНа на площади, попасться после акции было бы обидно, к тому же у меня был разбит фотоаппарат, ничего нельзя было сфотографировать, к тому же мне очень хотелось сберечь фотографии на флэшках, а если бы меня арестовали… Кроме того, я думала, что у меня сломан указательный палец левой руки, позже оказалось, что его просто сильно отбили. Минуту я думала обо всё этом, потом пошла разбирать,что там происходит. Картину я увидела следующую: сотрудники милиции запихивают на заднее сиденье легковой милицейской машины женщину, из машины торчат только её ноги, вытащить женщину стараются люди, при этом менты пытаются закрыть дверь, ломая ноги пассажирке. Люди кричат, менты бьют. Я в этот переполох лезть не стала, решила цивилизованно расспросить милицию, что происходит и почему людей задерживают, также спрашивала у сотрудников их документы. Ничего толком мне не ответили, а потом затащили в автозак. За это я и была осуждена позднее на 15 суток ареста в самом гуманном суде города Минска (именно такая слава ходит за судом Советского района, как мне сообщила следователь Вольская, меня допрашивавшая) самой справедливой судьёй Фёдоровой М.А. без права ознакомления с материалами дела, без права вызвать двух свидетелей, адвоката и консула. После того, как меня кинули в автозак, менты поехали дальше по проспекту Независимости, как оказалось, они по дороге высматривали подозрительных людей, останавливались, людей хватали, потом ехали дальше, продолжая зачистку. В РУВД Московского района было доставлено 50 человек, собранных таким образом, среди них как минимум двое вообще не понимали куда попали, их взяли по дороге за водкой, когда они были уже сильно пьяны. Нас ввели в ОВД, я тайком заскочила в туалет и сбросила беларуский национальный бело-красно-белый флаг, который я на митинге вытащила из-под ног ОМОНа. Трофей. Я надеялась, что смогу за ним вернуться через часа 3 после оформления протокола, но в итоге осталась без флага. В РУВД выкинула аккумулятор от фотоаппарата, чтоб его нельзя было включить, надо было выкинуть и сам фотоаппарат, но не стала, т.к. надеялась починить, когда потом ко мне в тюрьму пришли КГБшники и стали копаться в моих вещах, пожалела, что и фотоаппарат не выкинула. Самое худшее воспоминание тех 10 суток -- это когда откатывали пальцы. Было ужасно унизительно. Допоздна сидели о РУВД и ждали, пока напишут протоколы, потом мне сунули рапорт милиции и протокол для подписи, в них было написано, что меня арестовали за участие в митинге, что я кричала «Живе Беларусь!» и не реагировала на милицию, задержана была вообще на улице Советской, позже я узнала, где примерно это находится – в районе площади Независимости, где располагается Дом Правительства. Задержанные мне посоветовали требовать консула. Так что я написала в протоколе, что и как было на самом деле, потребовала вызвать мне консула. Потом нас повезли в ИВС Минского РУВД, там изъяли вещи при досмотре, а нас бросили в камеры, где мы и ночевали. Утром пришёл какой-то начальник и сказал, чтоб дали матрасы (мы спали на деревянных двухэтажных кроватях), но нас уже через час увезли, так что матрасы подоспели поздно. Мне тогда удалось пронести в камеру мобильный, так что товарищи знали, где я, и уже старались помочь. Повезли на суд, ехали очень долго, т.к. поехали не через центр, а в объезд, чтоб не попасть в пробку, приехали, кажется, к часам 18, всех рассадили по 2-3 человека по небольшим камерам, вызвали по очереди, суд длился максимум минуты 3, из других судов приходила информация (нам разрешили достать мобильные), что парням дают по 15 суток, девушкам по 10, в нашем суде было также, и только тем, у кого были дети, давали не сутки, а штраф, кажется, 30 минимальных зарплат… точно не помню. Женщина в моей камере звонила сыну. Ему дали 15, она его успокаивала и говорила, что если его выгонят за акцию из университета, они переедут в Польшу. Я подобные разговоры потом слышала часто: что могут выгнать с работы или из института. И люди бежать хотят из такой страны. Мне не дали ни штрафа, ни суток, т.к. судья не вынес вообще никакого решения. Он выслушал меня и объявил перерыв. Через час примерно он сказал, что возвращает моё дело в РУВД. Я спросила, куда денут меня, сказал, на усмотрение РУВД. РУВД решило меня поместить в печально известный изолятор на улице Окрестина. Перед этим меня отделили ото всех и повезли в РУВД Московского района, куда суд постановил вернуть документы. В РУВД в то время были новые задержанные, их задержали на пикете в нашу поддержку, который проходил 20 декабря (нас задержали 19-го). Задержанным оформляли протоколы, меня караулил спецназовец. Вообще Московское РУВД ужасно, сотрудники там отвратительные: как только ушёл человек, меня конвоировавший из суда в это РУВД, мне стали хамить, а поскольку я не пресмыкалась перед ними, то ситуация складывалась конфликтная, будь я парнем, наверно, побили бы, а так только толкал, орали… всё-равно не приятно, когда какие-то жалкие гопники в серой форме позволяют себе такое. Пока мы сидели в РУВД, я уснула, т.к. почти всю ночь не могла уснуть от холода, а в РУВД было тепло и делать было больше нечего, кроме как спать, когда проснулась, увидела, что всех задержанных уже переписали и их рюкзаки бросили на флаг «За европейскую Беларусь», ко мне подошёл какой-то спецназовец, взял мой рюкзак и бросил в кучу к остальным, я стала объяснять, что меня задержали не сегодня и я тут вообще по другому делу, так что пусть вернёт рюкзак, говорила, что без протокола вещи изымать нельзя, он начал орать и усаживать меня на стул, дело шло к драке, но в это время спецназовец, меня карауливший, за меня заступился. Назвал меня «малой». Его звали Рома. Вещи у меня всё-таки изъяли, все рюкзаки кинула на флаг и завязали узлом. Вместе с задержанными меня повезли на Окрестина. Привезли уже ночью. Долго стояли на морозе и ждали, когда впустят в тюрьму. Мои тёплые вещи остались в отобранном рюкзаке, меня колотило от холода, одна из задержанных дала мне перчатки, потом предложила пальто, но я, естественно, отказалась – ей тоже было не жарко. Позже мы с ней познакомились, её звали Наташа, она мне весь срок приносила передачки. Спецназовец Рома, который вступился за меня в РУВД, позвал девушек обратно в автобус, на котором нас везли в изолятор, чтоб мы совсем не околели. Наконец, нас впустили в изолятор, там выдали обломок хозяйственного мыла, завёрнутый в клочок туалетной бумаги, изъяли вещи, досмотрели, разбросали по камерам. Мобилу мне пронести не удалось, т.к. досматривали достаточно тщательно: раздевались до трусов, вынимали стельки из обуви. Вот только две флэшки с фотографиями с митинга, сим-карту и карту памяти из мобильного я проносила всегда во все изоляторы, в этот раз засунула их в клочок бумаги, которым было обёрнуто выданное мыло, его, конечно, не проверяли. На Окрестина ужасные камеры: туалет и умывальник, одно огромная деревянная кровать-сцена, слегка тёплая батарея. Всё. Даже нет прохода, где можно было бы походить – кровать-сцена занимает почти всю камеру. Еле уснула, всю ночь тоже колотило от холода, хотя мне и вернули перчатки, шапку и носки (шарф не дали, такие вещи изымают в тюрьмах, т.к. им могут удушить сокамерники). Утром познакомилась с сокамерниками, кроме уже упомянутой Наташи было две Оли и неполитические арестованные. Одна из Оль – журналистка, мусульманка – рассказывала, как на Северном Кавказе её чуть не посадили, фабриковали дело о хранении оружия и помощи террористам, но товарищи её смогли вытащить. Утром она совершала намаз, пожалуй, это самое красивое воспоминание тех десяти суток: молитву читала она стоя лицом к окну, так что я просто зачарованно смотрела на её силуэт и слушала молитву. Оля, когда узнала, как меня задержали, рассказала, что она всё это видела, т.к. проходила мимо. Сказала, что готова быть свидетелем, записали на туалетную бумагу телефонные номера друг друга. Наташе Оля дала записку для СМИ, т.к. мы знали, что Наташу отпустят и суток не дадут – у неё двое детей. В записке была информация об Оле и обо мне, её Наташа передала потом журналистам. Потом нас повезли в суд. Меня уже во второй раз. Перед этим покормили кашей с хлебом, я кашу попробовала и есть не стала, ела хлеб. Перед этим вернули вещи, но орали, поставив нас лицом к стене, что если какая *** вытащит хоть что-то из сумок, пеняйте, мол, на себя. Я как раз тогда вытащила мобилу, вряд ли бы меня стали забивать до смерти за это. В суде нас посадили всех вместе в судейский кабинет, по очереди вызывали к судьям. Одной из последних вызвали меня. Судья Фёдорова М.А. зачитала мне мои права, я сразу же сообщила, что хочу ими воспользоваться, её прямо перекосило от возмущения, когда я сказала, что хочу ознакомиться с материалами дела (их же не просто так возвращали в РУВД, значит там нужно было что-то поменять), вызвать двух свидетелей (в их числе Оля), адвоката (которого мне порекомендовали товарищи) и консула. Во всём мне судья отказала, я поспросила ручку и бумагу, чтобы ходатайствовать обо всём письменно, дабы устроить судье проблем, но и в этом мне отказали, вывели на перерыв. Потом мне дали какую-ту девочку в качестве адвоката, видимо, государственного, потом судья меня вызвала, выслушала и дала 15 суток. Меня это вывело. Не страх и не перспектива отметить Новый год в тюрьме, а просто то, что я считала, что за мной правда, а за теми, кто меня хотел посадить – написанный под копирку абсурдный рапорт милиции. И я могла доказать свою невиновность, и этого мне больше всего хотелось. Чтобы вышли свидетели, всё рассказали, и судья развела руками, сказала: «Ну, раз так, то Вы не виновны», но мне дали 15 суток. Как рассказали мне потом мои сокамерницы, тем, кто просил адвоката, давали 12, кто ничего не просил – 10, мне 15: адвокат+консул+2 свидетеля. Такая вот арифметика у беларуского правосудия. Меня вернули обратно в кабинет к задержанным, нам всем дали от 10 до 15 суток. Я стала звонить товарищам, зная, что это последний звонок – в тюрьме вряд ли бы досматривали плохо и мобильный точно бы изъяли. В этот момент менты заметили, наконец, что я с телефоном. Отобрали мобильный. Стали как школьники все дружно пытаться взломать PIN-код. Просили меня его сообщить, говорили, что «мы так просто посмотрим». Смотрелись они глупо. Я согласилась сама ввести PIN-код, вынула сим-карту и сломала. Милиционеры расстроились. После этого я на связь с товарищами не выходила.

Беларусь. Часть 2

Твой Новый год по тёмно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнётся снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

В камере изолятора Минского РУВД, куда меня привезли, уже сидели 11 человек при том, что спальных мест было 8: четыре двухъярусные кровати, выставленные вдоль двух противоположных стен камеры. Сначала хотели спать по очереди, но я предложила по двое, в итоге четырём из нас (в т.ч. мне) спать приходилось по двое на одной кровати, а две девчонки спали на полу.
Перед тем, как сажать в камеру, милиционеры тщательно досматривали всех арестованных, изымали вещи. Мобильный пронести мне не удалось. Выдали матрасы и одеяла. День на 8-ой эти одеяла предложили поменять на другие – менее тонкие. Спали в одежде, в шапках и перчатках, чтобы не замёрзнуть.

В камере всегда был полумрак, т.к. освещалась она тусклой постоянно горящей лампочкой: ночью она мешала спать, а днём от неё не было толку, т.к. светила она настолько слабо, что читать всё равно приходилось с трудом. Камера находилась под видео-наблюдением.
В камере было два зарешёченных окна, при чём прорези быль настолько мелкие, что света дневного в камеру почти не попадало; открыть окна и проветрить камеру, естественно, было невозможно; зато стёкла окон была разбиты и заклеены какими-то пакетами, в итоге свежего воздуха почти не было, зато тем, кто спал близко к окнам (в т.ч. мне), приходилось спасаться от сквозняков, закладывая окна матрасами.

У стены, в которой были окна, стоял деревянный стол и скамья, от стены стол отделяла батарея, заработала она только день на 3-ий, а на четвёртый милиционеры притащили термометр – замерить достигнутый температурный результат, до этого в камере мы мёрзли.

Каждое утро и каждый вечер у нас проходили осмотры: вечером нас выводили из камеры, дабы убедиться, что мы «не посинели, не околели», утром приходило начальство, спрашивало, всё ли ок и какие есть просьбы, замечания и т.п. В первую же нашу встречу с начальством (на следующее утро после того, как нас посадили в эту тюрьму) мы просили, что бы как-то был решён вопрос «перенаселения» камеры, решить его так и не удалось. Просили что-то сделать с разбитыми окнами, день на 4-5-ый окна залепили пакетами ещё и с внутренней стороны, ситуацию это не изменило, так что мы опять заложили окна матрасами. Просили ещё дать возможность позвонить родным и сообщить, что мы арестованы. Хотя в Беларуси нет права на 1 звонок при аресте, милиционеры пообещали сами обзвонить наших родных (мне не обещали, т.к. в Россию звонить было дорого, а дать мне позвонить с моего мобильного милиционеры не могли), в течение дней 5-ти это обещание было выполнено по большей части (позвонили почти всем).

Сразу же по приходу в камеру я объявила голодовку, заявление о которой приняли на следующий день утром. Последний раз я ела утром до суда – попробовала кашу, в итоге решила, что безопасней есть хлеб. Похоже, не ошиблась: когда нас везли из суда в тюрьмы, одну девушку, с которой вместе завтракали на Окрестина, тошнило от утренней каши.
Так что я голодала, требуя консула РФ, надо отдать должное посольству – консул пришёл на следующий же день. Спрашивал, что нужно, говорила, что ничего не нужно, только бы выйти от сюда, спрашивал, нужно ли позвонить родственникам, договорились, что звонить надо маме. Обжалование судебного постановления я написала сразу же, как меня привели в камеру, передала тюремному начальству, те передали его консулу, консул обещал передать моё обжалование в суд. Просил прекратить голодовку, однако голодовку я продолжила, требуя уже возможности позвонить адвокату. На 3-ий день консул снова просил прекратить голодовку, сказал, что во многом он и выполняет адвокатские функции. Через 3 дня я прекратила голодовку. 

Голодом нас не морили, хотя то, чем кормили и не вызывало аппетита, так что голодовка далась мне легко. Утром была каша и рыбная котлета, днём суп (обычно лапша), картошка пюре и мясная котлета, компот, вечером капуста жаренная и чай. Ко всему этому выдавали хлеб чёрный и белый. Посуда обычно вся жирная, еда обычно остывшая и всегда пресная, иногда подгоревшая. Чай и компот, похоже, очень сильно разбавляли водой, так что вкус не чувствовался. Но голодом не морили. День на 2-ой или 3-ий разрешили передачки: нам тут же стали присылать еду, газеты, книги, тёплые вещи, средства гигиены.

Довольно быстро я простыла, сначала просто кашель, потом поднялась температура, заботливые местные врачи сказали, что у меня обезвоживание и вирусная инфекция, и что у них нет лекарств на 15 суток и лечить меня нечем, потому пообещали только отпаивать тёплой водой и контролировать температуру и всё, на этом я свободна. Пошла в камеру, потом вернулась, спросила, а не заразно ли это, врач встрепенулся – это он совсем упустил – но не придумал ничего лучше, кроме как дать мне антибактерицидную маску. К концу дня заболели ещё двое. Воды сверх положенного мне так и не давали, к врачу не водили, когда я через день сама попросила отвести меня к врачу, температура уже была за 38. К счастью, к тому моменту консул уже передал мне лекарства, так что было чем лечиться.

Раз день нас выводила на прогулку в небольшой притюремный дворик метров на 10 в квадрате: над головой решётка, вокруг четыре стены. Там у нас происходила незатейливая межкамерная переписка: поскольку людей из разных камер «выгуливали» по-отдельности, каждая камера оставляла после себя надписи типа «Мы разам!», «Верам! Можам! Пераможам!», вылепленные из снега на стенах дворика. При выходе на прогулки подолгу резало глаза от дневного света – с непривычки. Ходить по дворику по кругу нас не заставляли, поэтому мы обычно играли в футбол бутылкой либо в снежки. Как-то обнаружили в дворике вылепленную из снега фигуру Лукашенко, по усам было ясно, что это он. А из рта торчала ветка, из глаза сигаретный окурок, спички из груди... Такая вот кукла вуду.

Два раза нас водили мыться. В ужасно грязный душ. Пол пришлось выстилать пакетами, чтобы только не ходить по грязи.

Ждать допросов долго не пришлось – 25-го и 26-го, кажется, меня посетили КГБшники. Сначала проводили т.н. «опрос»: кто такая, чем занимаюсь, когда и с кем приехала, где жила, как провела 1-ый, 2-ой, 3-ий и т.д. дни после приезда в Беларусь, кого знаю в Минске. При опросе, в отличии от допроса, нет ответственности задачу ложных показаний, так что я подробно рассказа КГБшникам что и когда делала, какие достопримечательности осмотрела и т.д. и т.п.
Надо заметить, что к тому моменту уже вторые сутки у нас в камере пребывала некая 13-ая девушка, единственная неполитическая, её к нам в и без того переполненную камеру подсади сразу после того, как начались допросы (до КГБшников приходили ещё обычные следователи, но приходили не ко мне, а к остальным). 
На следующий день опять пришли КГБ, сказали, что всё, что я им наговорила, ложь. Сказали: «Это серьёзно, Вы понимаете?», я сказала, что не знаю, и что им виднее. Повели в кабинет, на этот раз уже допрашивали. Как свидетеля. Спросила их имена и фамилии, должности. Те назвались. Попросила бумагу и ручки – записывать то, что говорю. Дали. Записала их имена и должности, сказала, что это всё, а больше я ни слова не скажу без адвоката. Они напряглись из-за имён, стали звонить начальству, в итоге сунули мне бумагу о неразглашении на подпись. А по поводу адвоката сказали, что у свидетеля нет права на адвоката. Попросила УПК РБ и УК РБ, принесли, стала читать. Действительно, права на адвоката нет. Начали допрос, включили камеру, весь допрос писался на видео. Они хотели как при опросе, чтоб я им рассказала подробно, что делала с первого же дня приезда, начали задавать вопросы про день первый.
При допросе за дачу ложных показанный – уголовная статья. За отказ от дачи показаний тоже. Можно только не свидетельствовать против себя и близких. Так что я старалась говорить поменьше и уж тем более не хотела рассказывать, когда и где была с первого же дня приезда. Потому процитировала им УПК РБ, что «допрос начинается с произвольного рассказа свидетеля о обстоятельствах дела….» как-то так. Так что я стала рассказывать с того момента, с какого захотела, моё пребывание в Беларуси с 16 по 19 декабря мы так и не обсуждали. Рассказала им обстоятельства моего задержания. На вопрос, что я делала 19 декабря с 20 до 23 часов (с момента начала акции оппозиции и до момента моего задержания) ответила, что «отказываюсь свидетельствовать против себя и близких мне людей». Стали доставать мои вещи, спросили, почему сломана сим-карта. Спросили почему на карте Минска центр города заштрихован ручкой. Спросили, где аккумулятор от фотоаппарата и флэшка. Спросили, почему две мобилы. Почему нет второй сим-карты.
2 часа допрашивали. Потом ещё 2 часа я смотрела получившуюся видеозапись. Потому что если они со мной сидят – значит они не допрашивают кого-то ещё. Так что я посмотрела видеозапись от начала до конца.

Время убивали в камере по-разному. Вообще в тюрьме вполне себе сносно. Только очень скучно и жаль зря потраченного времени. Старалась компенсировать это чтением книг, но освещение, как уже писала, было ужасное. Пели песни – от «Смуглянки-Молдованки» до «Выхода нет» Сплин. Читали журналы и книги. Разгадывали кроссворды.
Было много передачек от неизвестных людей, так понимаю, правозащитников. Передавали тёплые вещи и книги. Передали книгу про беларускую оппозицию «Будители». Ещё передали Бродского. Передавали Библию даже. Новости узнавали из газет.

Мои сокамерницы – отличные девушки. Одна знает кучу языков, много поездила по миру, слушать её – одно удовольствие. Хирург. Певица. Анархистка. Все молодые, образованные. Контраст между ними и той неполитической арестованной, которую нам посадили 13-ой, огромный.

На 10-е сутки должны были выйти 8 человек из нашей камеры, ещё 2-е выходили через 12 суток, ещё 2-е (в т.ч. я) через 15. Мы убирались в камере, готовились переезжать в другую камеру либо наоборот принимать «гостей» после того, как 8 человек выйдут.

То, что меня отпустят в этот день, для меня было сюрпризом. Ответом на моё обжалование постановления суда было решение оставить приговор без изменения. От повторной попытки обжалования – в Верховный суд – я уже ничего не ждала. После прихода КГБ я уже не расстраивалась, что буду сидеть до 3-его, лишь только надеялась, что хоть третьего я выйду, и что меня не переведут из разряда свидетелей в разряд подозреваемых и посадят в Американку, как сейчас произошло с нашими согражданами.

И вот на 10-е сутки должны были выйти девчонки, они уже сдали матрасы и постельное бельё, мы обменялись контактами. Неожиданно пришёл тюремщик и сказал, чтоб я тоже сдавала вещи. Чего ждать я не знала, думала, либо отпускают, либо переводят в Американку как подозреваемую. Сдала вещи, мне стали выдавать мои. Вернули всё, спросили, нет ли у меня претензий к их сохранности. Я сказала, что нету. Хотя уже тогда у меня был сломан телефон, но этого я проверить не могла, т.к. он был разряжен и я не пробовала его включить. По той же причине я не пробовала включить ноутбук, позже узнала, что не могу войти в систему – не подходит пароль. То ли его изменили, то ли (что маловероятно) я его забыла. К тому же ноутбук стал постоянно зависать, всё-таки над ним, похоже, поработали КГБ.

После того, как мне вернули все вещи, меня вывели из тюрьмы, где у входа меня ждал консул. Только тогда я поверила, что меня действительно отпускают, хотя мне уже много раз говорили милиционеры, выдавая вещи, что «да, мы Вас отпускаем, да, совсем отпускаем», но я не верю милиции и вас не советую. Консул рассказал, что решение об освобождении всех россиян принято под давлением МИДа России. Консульство оплатило мне билет до Москвы, где на следующее утро в 6 часов на вокзале меня встретили товарищи.