Александр Ярошевич. ОКРЕСТИНА. Дневник арестанта

Этот дневник я написал, когда отбывал 12 суток ареста за мелкое хулиганство и неподчинение сотрудникам милиции. Правонарушение заключались в том, что я встретил у стен изолятора на Окрестина активистов, осужденных за активное участие в «Чернобыльском шляхе».

6 мая

В этот день из ИВС на Окрестина на волю выходили активисты «Европейской Беларуси» Александр Тарногурский и Дмитрий Черняк, а также анархист Игорь Труханович. Они были задержаны во время «Чернобыльского шляха-2013» и получили по 10 суток ареста. После акции задержали также меня, моего коллегу по «Радые Рацыя» Геннадия Барбарича и правозащитника-наблюдателя Вячеслава Дашкевича. Мы, правда, получили меньше. Дашкевич — 5 суток, я и Барбарич — по трое. Как тут не встретить ребят, чтобы поддержать их?!. Так и сделал.

И вот я и мой друг блогер Дмитрий Галко идем от Окрестина к метро «Михалово». Только мы вышли из парка по соседству с изолятором, как на скорости к нам подлетает синий микроавтобус. Из него выскакивают омоновцы в штатском и запихивают нас внутрь. Подобную картину можно было наблюдать во время акций молчаливого протеста летом 2011 года. Правда, тогда они ездили без регистрационных номеров. Сейчас машина была с номерами, но я не запомнил.

В итоге, нас везут в РОВД Московского района Минска. Это недалеко от ИВС. Я понимаю, чем все закончится. Возмущаюсь. ОМОН в ответ: «Ребята, мы все понимаем, не имеем к вам никаких претензий. Был приказ задержать, и мы его выполняем». Позже в РОВД Дима спросит: «А если бы вам приказали хватать друг друга?». В воздухе повисла тяжелая пауза…

Ближе к полуночи изымают вещи и сажают в обезъянник. Причины задержания не объясняют, протоколы не составляют. Успеваем сообщить близким о нашем задержании и местонахождении.

7 мая 

Всю ночь пролежали на досках. Лишь в 10 утра приносят протоколы на подпись. Оказывается, мы ругались матом, а когда омоновцы потребовали от нас прекратить «противозаконные действия», мы им не подчинились. В итоге, имеем две статьи — 17.1 и 23.4 КоАП соответственно. В суд везут на отдельной машине. Сотрудники Московского РОВД, как показалось, нам немного сочувствуют. Они тоже все понимают и разводят руками. Приказ есть приказ. Один из них роняет по дороге: «Это сейчас на вас административку вешают, к чемпионату мира по хоккею (пройдет в Минске в мае следующего года. — авт.) перейдут на уголовку». Хотят зачистить город от неблагонадежных?!

В суде провели весь день. Как приятно увидеть друзей и коллег. А особенно любимую!

Несмотря на противоречия в показаниях свидетелей-омоновцев и старания адвоката, Диме дали 10 суток, а мне 12. Так просто взяли и вырвали из жизни 12 дней.

Вечером привозят в ИВС. Распределяют по разным камерам. Я попадаю в 36-ю. Она находится на четвертом этаже.

Огороженный санузел, привинченные к полу стулья, столики, навесные тумбочки, двухъярусные кровати, матрасы, постельное белье. Со мной в камере 5 человек. Они попали сюда за пьянку. Знакомимся. Закуриваем. Расспрашивают, как попал на Окрестина. После недолгой беседы меня окрестили политическим.

Один из сокамерников тоже политический. Он сам об этом говорит. Заходит разговор о чемпионате мира по хоккею. Политический говорит, что к этому событию защищают Минск от пьяниц и бомжей. Ловят, сажают на сутки. Так по несколько раз за год. Потом отправляют на год в ЛТП. К ЧМХ-2014 власти хотят построить побольше таких учреждений и заполнить битком. Не дай бог, чтобы хоккейные фанаты из-за кордона увидели нищих и обездоленных на улицах столицы. С моими первыми сокамерниками я провел одну ночь.

8 мая 

Утро. Зарядка. Умывание. Уборка. Завтрак.

Еда в ИВС скудная и однообразная. На утро дают овсяную кашу, черный и белый хлеб, чай. В обед — водянистый суп. Гороховый, рыбный, борщ, щи, рассольник и т.д. На второе — каша и котлета. Каши, как и суп, бывают разные. Я ел рисовую, гречневую, перловую, ячневую, пшенную. Котлету отдавал сокамерникам. На ужин — каша, белый хлеб, чай.

После завтрака проверка. «Дежурный по камере Ярошевич Александр Аркадьевич. Жалоб нет. Из просьб — прогулка и шашки». Пока я докладываю, трое сотрудников ИВС проводят проверку в камере.

Первая передача! Ты понимаешь, что ты не забыт, о тебе помнят. Это здесь очень важно.

Свежая пресса. Из нее узнаешь последние новости.

Зубная паста и щетка, полотенце, шампунь, мыло, влажные салфетки. Наконец-то можно привести себя в порядок.

Вода, соки, сигареты. Теперь можно выкурить по целой.

Сменная одежда. Она пригодится при выходе из ИВС.

Чистая бумага и ручка. Благодаря им я пишу этот дневник.

Ближе к вечеру моих сокамерников переводят в другую камеру. Им скоро выходить. Ко мне подселяют тех, кому еще долго сидеть. Они, как и предыдущие сокамерники, попали сюда за пьянку. Обрадовались, что у меня много сигарет, книги, пресса. Знакомятся со мной, курят, перелистывают газеты:

— Хм, судя по газетам, здесь сидели политические.

— Я — политический!

Вечером выводят на прогулку. С четвертого этажа спускают на первый. Там 5 прогулочных двориков. Примерно 3 на 3 метра. Вместо крыши — решетка. Небо чистое, ни облачка! Если бы не нынешняя власть, я бы смотрел на небо не через решетку. Вдыхаю свежий воздух. Чувствую запах цветущих садов. Ясным небом и свежим воздухом я наслаждаюсь полчаса. И так каждый день, примерно с 11 до 12 выводят на получасовую прогулку.

Возвращаемся назад. С 15 до 16 обед. С 18 до 19 ужин. В 22 отбой.

Завтра будет новый день.

9 мая 

День Победы. По радио весь день песни времен войны. Радио в камере включается в шесть утра, играет гимн. Это значит подъем. После отбоя радио выключат.

Свет в камере горит круглые сутки. Он очень тусклый. Вечером читать невозможно. Мы несколько раз просили заменить лампочки. Ноль реакции.

В Минске маршируют ветераны. С ними в ногу трудовые коллективы, школьники, чиновники. Лукашенко в очередной раз говорит об угрозах с Запада.

О параде будут говорить весь день и на следующее утро.

Уже ближе к вечеру. Передачи так и нет. Не может быть, чтобы обо мне забыли. А может сегодня выходной и передачи не принимают? Спрашиваю об этом дежурного. Оказывается, нет. Есть мне передача. Мои друзья, любимая будут приносить их каждый день. За что им я очень благодарен.

10 мая 

Помимо политических и пьяниц здесь также сидят иностранцы. Они ожидают депортации. Я лично видел африканцев. Завсегдатаи Окрестина говорили мне, что встречали тут грузин, чеченцев, арабов. Поговаривают, что некоторые сидят здесь по полгода, а то и больше Депортация у нас за счет депортируемого. Многие не владеют русским. Охрана не владеет английским. Она работает, как мне кажется, в четыре смены. Если хочешь вызвать врача или что-то попросить, стучи в дверь.

Сменщики бывают разные. В основном, они считают, что мы настоящие преступники, и относятся к нам соответственно. Запрещают днем накрываться одеялом, разговаривать после отбоя, на наши просьбы не реагируют. Есть, конечно, среди них нормальные люди. Таких, правда, единицы.

11 мая 

Сегодня на прогулку вывели раньше обычного. Проходя мимо одного из прогулочных двориков, мы услышали африканские мотивы. Молодые ребята в один голос громко пели и хлопали в ладоши. Я не знаю, были ли они земляками, но получалось у них складно. Белорусы в это время молча ходили по дворику туда-назад. Я подумал, что нет, наверное, песни, которую на память знают все белорусы. Такую, чтобы один запел, а все в миг подхватили. Долго перебирал. И вдруг запел «Марскі чалавек» «Нейро Дюбеля». Правда, про себя.

Вечером получил большую передачу от любимой. Рулон туалетной бумаги был разорван на части. Наверное, охрана нашла записку. Оказалось, так и было. В передаче была мочалка в виде собаки. Она сразу же мне напомнила о моем любимом песике Кубике.

Мне осталось сидеть одну неделю.

12 мая 

Я подошел к тому времени отсидки, когда каждый новый день похож на предыдущий.

13 мая

После утренней проверки нашу камеру покинули трое. Сегодня они выходят на свободу. Кто-то с утра, кто-то в обед, а кто-то вечером. Время отсидки исчисляется с момента задержания, оно указано в протоколе. Нас осталось двое в пятиместной камере под номером 36. Стали ждать новых сокамерников.

В полдень нас отвели в душ. Прием душа не более 15 минут. По дороге назад увидели, как происходит дезинфекция (прожарка) вещей в ИВС. Для этого рядом с душевыми кабинами установлена специальная печь. В ней матрасы, постельное белье, полотенца обрабатывают, как я понял, паром.

После обеда нас вывели на прогулку. Возвращаясь назад в камеру, из соседнего дворика я услышал «Саня!». Это был голос Димы Галко. Я поздно среагировал и не увидел его.

До отбоя к нам заселили Анатолия. 56 лет. На правом плече — тату тигра. На левом — женский портрет. Анатолий освободился в марте этого года из Глубокской тюрьмы. Там он отбывал полгода ареста за угрозы. 186-я статья УК РБ. После освобождения Толя пил беспробудно. За апрель-май он пять раз попадал в милицию. За каждый протокол судья определил ему по трое суток. В итоге получилось 15.

Войдя в камеру с трясущимися руками, Анатолий сказал: «Только бы не сесть на коня!». «Конь» это белая горячка на местном сленге. На «коня» он не сел.

В общем, день выдался насыщенным. А еще говорят, понедельник — день тяжелый!

14 мая 

Во время прогулки удалось перекинуться словцом с Димой Галко. За 8 суток он поменял три камеры. Сейчас сидит в соседней двушке под номером 37. С куревом и книгами у него все в порядке. Поскольку в ИВС заняться нечем, то книги — это как оазис в пустыне.

15 мая

Получил сразу две передачи. Одну с утра — за вчерашний день. Вторую получил в обед за сегодняшний день. Было приятно прочитать о своем задержании в «Белорусы и рынок» и «Белгазете». К обеду в камеру подселили двух новичков. Как обычно, попали за пьянку. Один из них, мне кажется, даже еще не протрезвел. Он уже три раза был в ЛТП. Второй, скорее всего, туда скоро попадет. Во время отсидки такие люди обычно божатся больше не пить, но как только выходят из изолятора, сразу же бегут в магазин, а потом попадают снова сюда. У некоторых промежуток между отсидками составляет менее одного дня.

К вечеру отключили горячую воду. Прощай, душ! Придется мыться в холодной воде. В камере очень душно. На соседней кровати лежит 25-летний Руслан. Нервничает. Сегодня в 23:30 он выходит на свободу.

16-17 мая

Когда долго сидишь на сутках, можно представить, что едешь в вагоне плацкарта из Бреста во Владивосток. Четверг и пятница прошли в ожидании субботы.

18 мая

С утра потихоньку начинаю собирать вещи. После меня сокамерникам остались два блока сигарет, минеральная вода, мыло, паста, куча журналов. Я записываю номера их родственников. Вечером позвоню, попрошу передать им передачу.

После ужина моюсь, одеваю чистую одежду. Ближе к выходу меня выводят из камеры. Передо мной стоит милиционер в гражданском. Ну, всё, думаю, сейчас как «молодофронтовца» Еременка вывезут в Раков, заблокируют мобильный. А может, это из КГБ? Нет, это начальник ИВС. Просит при выходе не доставать символику, не говорить и не писать плохо об условиях содержания.

Прощаюсь с сокамерниками (я к ним немного привык), спускаюсь с четвертого на второй этаж. Забираю личные вещи. Получаю счет за питание. 550 тысяч за 12 дней. Открывается дверь изолятора, и я на свободе. Меня встречает куча друзей, коллег, знакомых. Это так приятно.

Я проворачиваю пленку назад.

Задержали по приказу сверху, составили два липовых протокола, дали лживые показания в суде, вырвали у меня из жизни 12 дней.

Всему этому беспределу мы можем противопоставить нашу солидарность!