В борьбе с беззаконием гражданам необходима поддержка СМИ

Это в интервью сайту ПЦ «Весна» отметила Людмила Кучура, которая вместе с друзьями по несчастью уже около 10 лет обивает пороги государственных инстанций. Жертвы беззакония из разных уголков Беларуси объединились в поисках справедливости, затерявшейся в судебно-следственных коридорах. Но силы в противостоянии между ними и этой системой явно не равны.   

- Людмила Михайловна, давайте начнем с той жизненной ситуации, которая вынудила Вас стать на путь правдоискательства.

- В 2004 году мой муж был арестован в связи с убийством госинспектора комитета по охране животного и растительного мира. Но хочу заметить, не на месте убийства, а на следующий день - к нам приехали домой, пригласили мужа как свидетеля и там уже арестовали. Было это в деревне Мостище Держинского района, где муж с друзьями собрались на даче одного из них и решили поохотиться. В это время госинспекторы Столбцовского района там якобы проводили рейд, но, как следует из материалов уголовного дела, никакого рейда не было. Вероятно, это было браконьерство со стороны этих госинспекторов, в компании с которыми были должностные лица. Правда, доказать это невозможно, так как в нашей стране еще нет независимого суда и следствие, естественно, ведется по заказу. Убийство это, как мы считаем, было случайностью.

И вот за это убийство привлекли к ответственности моего мужа. Вся его «вина» в том, что оказался в ближайшем к месту убийства дачном поселке, да к тому же сам охотник и в доме нашли зарегистрированное ружье. Естественно, его причастность к убийству не доказана. Материалы дела говорят об обратном. И много интересных обстоятельств сопровождало это дело.   

Во-первых, месяц дело вообще было заморожено, следствие не велось – очевидно, обдумывали, как все сделать. Ко всему, в день задержания мужа к нему в ИВС Держинска приезжал Невыглас, который в то время был Госсекретарем Совета безопасности РБ, и принуждал моего мужа взять это убийство на себя. Говорил: возьмешь на себя – будет как убийство по неосторожности, не возьмешь – будет как умышленное, с наказанием вплоть до пожизненного, а там может быть и расстрел. Говорил мужу, мол, подумай о жене и сыне.  В общем, угрозы сыпались...   Суд также проходил интересно. Представьте, дело об убийстве было рассмотрено за четыре дня. Свидетели были вызваны только с одной стороны – те же госинспекторы, егеря, которые были на этой охоте. С нашей стороны – никого. Все ходатайства, которые мы заявляли, были отклонены судом. Экспертизы, которая бы доказывала, что этот госинспектор убит из ружья моего мужа, нет. Уже после кассации, когда я наняла адвоката, мы обнаружили, что очень много документов из материалов дела исчезло. И самое интересное, что убийство было 11 декабря, а первая экспертиза, баллистическая, была назначена на 10 января, через месяц после убийства. У нас есть судебно-медицинская экспертиза, установившая, что он убит в спину. И об этом даже в новостных программах говорил следователь. В приговоре суда – в грудь. Это было сделано для того, чтобы из убитого (конечно, этот человек был ни в чем не повинен) сделать героя. И сделать это мог только высокопоставленный человек. Как стало ясно потом, это сделал Невыглас, и он, госсекретарь Совета безопасности, лично ездил в Столбцы награждать вдову погибшего. Все это было во время следствия - то есть, еще до суда из мужа сделали преступника. Эта награда сыграла роковую роль. Обратного хода уже не было…  

Также в материалах дела есть показания моего мужа на суде. Они очень важны. И мы благодарны тому секретарю, которая вела эти протоколы судебных заседаний. Так вот, на вопрос мужу «Вы же говорили, что вы стреляли?» он ответил, что говорил словами должностных лиц, которые его убеждали, что это сделал он. В протоколах зафиксировано, что муж повторял это дважды. Но вы думаете, на это кто-нибудь обратил внимание…

В общем, мужу дали восемнадцать лет. Для нас это был шок…

Когда в 2009 году я обратилась к Лукашенко по поводу того, что к этому делу причастен Геннадий Невыглас, погибают два наших свидетеля - друзья мужа, с которыми он был тогда на даче. И обстоятельства их смерти также странные: один якобы днем наезжает на камень и разбивается – но никто этого не видел, а через восемь месяцев второго утопили в озере, хотя говорили, что он утонул сам, но под ногтями у него была земля, была рана у виска… Я думаю, что от них избавились, а теперь вот расправляются с нами…  

- И сразу после вынесения приговора Вы начали свое многогодовое хождение по инстанциям?

- Да. Вынесли приговор… Здесь, кстати, тоже есть интересный момент. Приговор был вынесен 23 июня – и через неделю судья (это был обычный судья Минского областного суда Клещенок) стал судьей Верховного суда. Понятно: заказ выполнил. Интересно, что этот Клещенок сам является охотником - знает все тонкости, так сказать.

Но, как известно, мир не без добрых людей. Одна моя хорошая знакомая, расспрашивая всех о том, как направить обращение к президенту, чтобы оно до него дошло, совершенно случайно нашла человека, который согласился встретится со мной и помочь. Я с ним не была знакома, мы просто встретились, я отдала ему бумаги, свое обращение к президенту, и мы разошлись, даже не обменявшись телефонами. Это было как раз после кассации, мужа этапировали в Новополоцк, где-то в двадцатых числах августа, а седьмого сентября к мужу в колонию приехали из службы собственной безопасности президента по его указанию. Они сказали мужу, что смотрели дело и что там сам черт не разберется, так и сказали. И сообщили: у тебя будет новый суд, дал команду президент. Затем наш прежний адвокат был в Верховном суде на приеме у Калинковича [Валерий Калинкович – с 2005 года заместитель председателя, председатель судебной коллегии по уголовным делам  Верховного суда Республики Беларусь – ред.], где это подтвердилось. Но до сих пор этого суда нет.

И вот я начала ходить, писать жалобы. Наняла нового адвоката и пошла в Верховный суд записать его на прием к Сукало [Валентин Сукало - Председатель Верховного суда Республики Беларусь – ред.]. Понятно, в такие инстанции приходит много людей и все рассказывают свои истории. А я, будучи уверенной в невиновности моего мужа, никогда за все эти годы не боялась сказать, что мой муж сидит за убийство. И вот таким образом, в разговорах в Верховном суде, я познакомились с первыми пятью человеками. И когда я с адвокатом пришла на прием, эти женщины тоже пришли, потому что в одно время записывались, мы обменялись телефонами и решили созвониться. А по дороге домой я подумала, что вот есть у меня телефоны пяти человек, почему бы ни написать коллективное письмо президенту. И так появилось наше первое коллективное обращение. Тогда сотрудники в Администрации президента нас как-то всерьез и не воспринимали, подшучивали даже, мол, пришли какие-то. Но в последствии шутить они перестали, я вам скажу.

А в дальнейшем, когда приходишь на прием в Администрацию президента, в Генеральную прокуратуру, в Верховный суд, знакомишься с новыми людьми. И все это как-то разрослось. В тюрьмах узнали многие, давали родственникам мой телефон. Звонили женщины, которые говорили, что мой телефон им дали в Верховном суде.

Таким вот образом наша группа образовалась, и до сих пор мы вместе. Люди, у которых в течение этих лет вопросы решились, все равно остаются с нами, подписывают все наши коллективные обращения в различные органы, международные организации и так далее. Понимают, что нужно помочь тем, кто когда-то помог им. Ведь благодаря этой группе некоторые осужденные оказались на свободе.

- Можно вашу группу очертить как-то – по количеству, географически?

- Сейчас нас человек 50, может даже больше. Люди собрались фактически со всех областей республики. И дела у нас разные – гражданские, уголовные. Среди нас есть те, у кого убили, а преступник не наказан. Конечно, власти должно быть очень стыдно. Представьте, люди, у которых убили детей, заодно со мной, у которой муж сидит за убийство (если абстрагироваться от того, что мой муж не виновен). Это о чем говорит? Это говорит о недоверии людей власти, всей этой системе – правоохранителям и прочим.

- Вы сказали, что есть дела, по которым удалось чего-то добиться…

- Да. По-моему, в 2010 году мы из разных городов Беларуси давали телеграммы (и всегда даем) в день, когда президент обращается с посланием к народу и парламенту. И эти наши телеграммы были переданы в генпрокуратуру, после чего она начала выносить протесты. К сожалению, протесты, вынесенные по гражданским делам, суд не удовлетворил. Да и по уголовным – не по всем, но некоторые могу назвать.

По делу Александра Бабенко, парня из города Борисова, которого еще в несовершеннолетнем возрасте посадили в тюрьму за убийство, которого он не совершал. Как несовершеннолетнему ему дали девять лет, шесть лет он отсидел. И вот мама после многих лет борьбы добилась освобождения сына. В Волковыске парень был осужден на восемь лет за наркотики, отсидел четыре года, его оправдали.

Есть дело Александра Буд-Гусаима, который в 1999 году был осужден к пожизненному заключению якобы за убийство егеря. (Вот дело моего мужа списано с дела Буд-Гусаима. У нас с ним одна Минская областная прокуратура и Минский областной суд.) Он был задержан сотрудниками Солигорского РОВД, и при допросах, которые проходили в отсутствие адвоката, под пытками его заставили дать «признательные показания». Но на самом деле, как потом доказала его адвокат, Буд-Гусаим в день убийства не охотился, из своего ружья не стрелял и в месте убийства егеря не был. Судебное следствие по делу было поверхностное и поспешное, в общей сложности длилось один рабочий день. То есть, началось 31 мая в 14.40 (в 14.20 ему дали 20 минут ознакомиться с материалами дела) и до 18.00, 1 июня – с 09.30 до 13.00. И приговор – пожизненное! Все годы, что Александр Буд-Гусаим отбывал это наказание, он сам, его жена, адвокат не переставали писать во все инстанции. Но ответ был один – все законно. В 2010 году обращение его жены все же было рассмотрено в Администрации президента, после чего генпрокуратура вынесла протест. Верховный суд отменил приговор Минского облсуда о пожизненном, действия Буд-Гусаима были переквалифицированы, ему назначили 20 лет в условиях усиленного режима, были применены амнистии 2000-го, 2002-го, 2005-го годов, в итоге – 17 лет. И Александр Буд-Гусаим в данный момент уже находится дома. Кстати, ему также была отменена статья за браконьерство, и тут возникает вопрос: так за что надо было ему убивать егеря?

В деле моего мужа стоит вопрос: зачем надо было убивать госинспектора? Ведь почему-то во время следствия и суда его не привлекли к административному наказанию за браконьерство. Хотя до того в государственных СМИ писали, что он браконьерничал. Судом также не был выяснен мотив, умысел и цель «убийства». Но по моим обращениям никогда никакие протесты не выносились. Правда, был вынесен генпрокуротурой один протест – о том, что у нас, оказывается, незаконно были конфискованы ружья. Мы об этом постоянно писали в жалобах, нам всегда отвечали – законно. И вдруг, через пять с половиной лет, оказалось незаконно. Верховный суд рассмотрел часть дела, относящуюся к протесту, хотя в таких случаях должно рассматриваться все дело. В результате государство нам вернуло деньги, конечно, небольшие…        

Но есть в нашей группе и дела, по которым не удается добиться результата. У Нины Тимофеевны Курнушко в 2000-м году на охоте был убит сын. До сих пор убийца не наказан. Березинская прокуратура, расследовавшая дело, состава преступления не нашла. Все эти годы мать ходит по инстанциям, а это генпрокуратура, Администрация президента и другие, и чиновники уверяют ее, что сын убил себя сам. Несмотря на то, что спустя семь лет заместитель генпрокурора Прус вынес постановление, в котором написано, что собранными проверкой доказательствами подтверждается наличие преступного посягательства, инсценированного под несчастный случай на охоте. Но куда бы истерзанная горем мать ни обращалась с этим постановлением, в возбуждении уголовного дела ей отказывают.

В 2000-м году была изнасилована и убита 16-летняя дочь Николая Николаевича Лебедя из Солигорска. Все эти годы он добивается наказания виновных, но ему в этом также отказывают. Хоть он имеет все доказательства и называет имена преступников. Это дело расследовала Кореличская прокуратура.

Есть у нас дело Рамиза Мамедова, которого в 2004 году Гродненский областной суд приговорил к 24 годам за убийство двоюродной сестры в Лиде. Ни суд, ни следствие «не обратили» внимание на тот факт, что в день убийства Рамиз не приезжал в этот город… Получилось так, что одно из писем Галины Мамедовой, матери Рамиза, попало к Виктору Лукашенко, помощнику президента по национальной безопасности, и не осталось без внимания. Он дал указание Оперативно-аналитическому центру при президенте рассмотреть это дело. ОАЦ сделал заключение, что Рамиза оговорили и в день убийства его не было в Лиде. Такое же заключение сделал Василевич [Григорий Василевич - в 2008-2011 годах Генеральный прокурор Республики Беларусь – ред.], который лично допрашивал двух якобы свидетелей. А эти свидетели… один из них наркоман, который, как указано в материалах дела, даже давал показания в опьяненном виде, но именно на этих показаниях суд и строил свое обвинение. Затем это дело рассматривала созданная в президентской администрации рабочая группа и также сделала заключение, что все в этом деле не так. На основании справки этой рабочей группы Владимир Макей, тогдашний глава Администраци президента, направил генпрокурору письмо, в котором, в частности, говорится, что в качестве доказательств вины Мамедова положены свидетельские показания, не соответствующие действительности, признанные в последующем ложными, что не исследованы показания всех свидетелей, включая показавших, что Рамиз Мамедов в момент совершения преступления находился в другом населенном пункте. В этом письме Макей просит провести проверку вновь открывшихся обстоятельств в целях возобновления производства по уголовному делу. В июле 2011 года Верховный суд отменяет приговор Гродненского облсуда. Дело передается прокурору для нового расследования. И в марте 2013 года Гродненский облсуд вновь признает Рамиза Мамедова виновным в убийстве, назначает ему наказание в виде лишения свободы на 24 года, и вновь приговор основан на свидетельских показаниях тех же наркоманов. После обжалования в Верховном суде приговор остался в силе. И вот как нам быть в такой ситуации!    

Есть среди нас бывший судья и адвокат – Сергей Ярошевич из Жлобина. Он прошел уже 17 судебных инстанций, но ничего не может доказать. Его осудили за хулиганство, которого он не совершал – якобы избил бывшего сотрудника МВД, которого ранее защищал в суде по уголовному делу. Вообще, ситуация интересная. И были в этом деле два мнимых свидетеля. Впоследствии один из них на суде заявил, что он оговорил Ярошевича, а второй написал явку с повинной в Гомельскую областную прокуратуру. Но это ничего не дало. И вот человек с 2005 года вместе с нами обивает пороги. Так если бывший судья и адвокат ничего не может доказать, представьте, как тяжело нам, простым гражданам.        

В общем,так вот мы действовали. Но потом, наверное, власть решила, что уже много для нас сделала. И дальше, сколько мы ни обращаемся, с нами со всеми прекратили переписку, не отвечают…

- А что или кто, на Ваш взгляд, мог бы помочь в таких «непробиваемых» ситуациях?

- Я считаю, очень важно, чтобы о таких делах как можно больше рассказывали средства массовой информации. Конечно, власти пытаются не реагировать на статьи независимых СМИ. Скажу даже, что не только независимых. В 2007 году начальник правового отдела газеты “Республика”, довольно-таки известный журналист, написал статью о моем муже. Ее не дали напечатать в “Республике”, она появилась в “Частном детективе”. Конечно, ему высказали “фе” и Генеральная прокуратура, и Верховный суд, но тем не менее. Ведь все, что там было изложено, правда. Скажу, что реакции никакой не последовало – никто не заявил о необходимости каких-то проверок. Да, власти не реагируют. Но писать об этом надо.

Во-первых, все граждане должны знать, что происходит в их стране. Ведь гостелевидение, госпресса говорят только о достижениях, которых на самом деле нет. А как еще нам узнать правду? Только через независимые СМИ. Конечно, люди слышат – там-то и там-то кто-то рассказал о чем-то незаконном. Но когда это будет написано и люди будут читать – это уже много значит. И еще скажу – это очень неудобно для властей. Хоть они и не реагируют, но им очень неудобно. И когда, например, мои статьи появлялись в “Народной воле” и я приходила в некоторые инстанции, то даже чиновники там говорили “молодец, Людмила Михайловна”. Спрашиваю, ну а “там” как? Вы же сами понимаете их реакцию, отвечают. “Там" молчат. И это их молчание – лишь подтверждение тому, что мы пишем правду. Я думаю, что времена все-таки изменятся. И на те дела, о которых рассказывали СМИ, будут обращать внимание, и, возможно, они еще будут пересмотрены.

Есть, конечно, и обратная сторона. Чем больше мы пишем и придаем огласке эти дела, тем больший прессинг оказывается на наших близких в местах заключения. Ведь когда мы    добивались пересмотров дел, о которых я рассказала, шли издевательства над этими людьми. Помню, очень сильное давление оказывалось на того же Александра Бабенко. Были издевательства над Рамизом Мамедовым, и когда после нового приговора его снова привезли в Ивацевичи, сразу из карантина посадили в ШИЗО, сейчас, по-моему, в ПКТ собирались водворить. Похоже, что его готовят к тюрьме, как это сделали с моим мужем. Эти и другие люди пережили в колониях многое. И если в деле моего мужа замешаны должностные лица, то в других делах ничего подобного нет – но обращение с осужденными такое же. О чем это свидетельствует? Если это был законный приговор - чего бояться?