Для чего перепрофилируют музей «Пермь-36»?

Скандал с перепрофилированием уникального Мемориального музея истории политических репрессий “Пермь-36”, открытого на месте бывшего лагеря для осужденных за антисоветскую пропаганду и деятельность, постепенно приобретает мировой резонанс. Международная общественность задается вопросом: о каких «технологиях» и «доблести» будут рассказывать экскурсоводы теперешнего «музея работников ГУЛАГа»?   

С вопросом об условиях содержания и надзирателях лагеря «Пермь-36» Правозащитный центр «Весна» обратился к Михаилу Кукобаке, отбывавшему там срок за “антисоветчину”. Известный белорусский диссидент, делясь воспоминаниями, отметил, что он «далёк от того, чтобы романтизировать узников и преувеличивать страдания».    

"В России очередной Вертикал затеял очередное переписывание истории под свой каприз. В эту новую историю музей Гулага явно не вписывается. Согласно Путину, один из самых кровожадных диктаторов в Европе, так называемый генералиссимус Сталин, был всего лишь «эффективным менеджером». Ну и насилия, по новой истории, при Сталине почти не было. А если и было, то вызывалось сложной обстановкой в мире и т. д. Поэтому не случайно стали появляться «свидетельства» бывших вертухаев (охранников) всех уровней, расхваливающих лагерные условия в «Перми-36» и одновременно дискредитирующих бывших политзеков как «врагов народа». Человеку со стороны нелегко разобраться, где ложь или полуправда. Надо понимать, что любой лагерь, включая и Пермские, это Россия в миниатюре. Мы и называли страну «большой зоной». Иначе говоря, в лагере, как и в стране, не было единых правил для всех, единого закона. Впрочем, такая ситуация сохранилась в России и сегодня.

В отличие от уголовных зон, в Пермских лагерях были официальные кураторы из КГБ. За каждым из них закреплялась группа заключенных. Вот эти кураторы и определяли индивидуальный режим содержания для каждого из своих «подопечных». Скажем, я был под началом майора КГБ Кулешова, командированного из Мурманска (с его слов). Даже осенью 1986 года он откровенно высказался: «Мы, Кукобака, неразоружившихся на свободу не выпускаем. И потому ты никогда не освободишься, если не изменишь своего поведения». Естественно, отношение ко мне и другим, боровшимся за свои права, было иное, чем к тем, кто «менял» своё поведение, в угоду куратору от КГБ. 

Под общим термином «политические» в лагерях была самая разная публика [в политических зонах сидели осужденные по двум статьям УК РСФСР – 64-й «Измена Родине» и 70-й «Антисоветская агитация и пропаганда» – ред.].

Были там осужденные за сотрудничество (отнюдь не всегда по идейным соображениям) со спецслужбами разных стран. Значительную часть контингента составляли обвиняемые в сотрудничестве с оккупантами в период Второй мировой войны. Изредка попадались и хитрые уголовники, что-то неподелившие со своими же в уголовной зоне: спасаясь от расправы, объявляли себя «антисоветчиками» и потому оказывались у нас. Попадались и откровенные авантюристы, далёкие от всяких «идей». Один из подобных - некий Вадим Аренберг из семьи военнослужащего, по стилю поведения мажор, почти никогда не работавший, но любитель ресторанов. Вместе со своей любовницей он обсуждал идею захвата самолёта для побега на Запад, чтобы объявить себя там «борцом» за сионизм. Получив приличный срок, быстро «перестроился» и стал в лагере ярым борцом против сионизма. Открыто сотрудничал с КГБ, доносил, выступал по ТВ и т.д. Естественно, отношение к нему со стороны лагерного начальства было соответственное. Никаких ограничений в продуктовых посылках, по работе. Даже разрешили жениться в лагере. Случай беспрецедентный в политзоне. Освободился досрочно по милости Горбачева. Тут же успешно использовал факт пребывания в политзоне; побежал в Американское посольство жаловаться, как он страдал в советском «концлагере» и улетел в Штаты, бросив жену с ребёнком (или она его выгнала?). Большинство бывших «шпионов», как и почти все осужденные за военные преступления сотрудничали с КГБ. Естественно, они жили в лагере вольготно. Некоторые даже брезговали ходить в столовую. Потому, хоть качеством питание не отличалось, но такого голода, как в уголовных зонах, не было. Именно за счёт избранных, сотрудничавших с КГБ «политзеков».

И вот здесь - простор для «воспоминателей» из бывших вертухаев. Особенно для рядовых, которые не вникали в механику лагерной политики своего начальства. Ведь можно выдёргивать для нужд пропаганды удобные персонажи, описывая, какие богатые посылки с колбасами и прочим они получали, чего в местных магазинах не было. И был повод для зависти. Но вертухаи умалчивают о том, что не вписывается в задачи госпропаганды. Они не «вспомнят», что Кукобака за все последние десять лет не получил в лагерях НИ ОДНОЙ посылки. Хотя желающих мне помочь было предостаточно. Они не вспомнят про многодневную голодовку православного Огородникова, требовавшего для себя Библию, но так и не получившего её, зато частенько попадавшего в штрафной изолятор. Только за отказ от «сотрудничества» с КГБ. Также репрессиям подвергались православный священник (ныне покойный) Глеб Якунин, биолог Сергей Ковалёв, журналист Лев Тимофеев, радиоинженер Леонид Лубман, поэт и врач Виктор Некипелов, рабочий Анатолий Марченко и другие истинные диссиденты. Они порядочно вели себя на следствии, в суде и в лагере держались достойно. А это уже являлось «правонарушением» с позиции вертухаев и кураторов из КГБ. Меня самого многократно нагло лишали всякой переписки в этой «Перми-36». Не избежал и заключения на полгода в лагерную тюрьму (ПКТ). Кстати, сидел там в одной камере с журналистом Тимофеевым и «социалистом» Борисом Черных (ныне покойным). Мало того, мне препятствовали в отправлении даже надзорных жалоб, заявлений в прокуратуру и другие официальные инстанции.

Помню, был такой капитан Рак, пигмеидного роста, примерно как Путин. Злобный, с садистской улыбочкой. Скажем, заметил, что пишу заявление прокурору: подходит и отбирает, якобы для проверки. Беру лист, пишу снова. Опять отбирает с издевательской ухмылочкой. И так до бесконечности. Там ведь всё на виду, нигде не спрячешься. Да и доносчиков с избытком. Приходилось всячески изощряться, чтобы отправить письмо. Даже в 1988 году, когда я оставался в лагере последним из «семидесятчиков» (ст.70 УК РСФСР) меня практически лишали переписки, в отличие от остальных заключенных. Случайно сохранился текст заявления в Политотдел МВД, по которому можно судить об отношении ко мне.

Предполагаю, что местное КГБ заверило вертухаев, что меня не будут освобождать и потому со мной можно не церемониться. Ведь я категорически отказывался давать письменные и всякие обещания, просьбы и прочее. И указ Горбачева о моём освобождении был для начальства неприятным сюрпризом. Освобождали по-хамски, тайно, не предупредив, не дав попрощаться с заключёнными. Как будто проводили «спецоперацию». Приказали собраться с вещами, как на обычный этап. И лишь в штабе, получив документы, понял, что освобождают. И последняя подленькая месть. Вывели за ворота в темень, в мороз, ничего не объяснив, и добирайся до станции как хочешь. Вряд ли бывшие вертухаи захотят публично «вспоминать» подобные примеры. Они лишь вспомнят колбасные посылки «борца» с сионизмом Аренберга или раскаявшегося майора ГРУ, бывшего сотрудника советского посольства. Таким они могли завидовать с полным на то основанием…

Михась Кукобака, бывший узник трёх сумасшедших домов и семи лагерей, не считая тюрем в Беларуси, Мордовии, России. Москва"