«Чтобы выжить в колонии, вскрывал вены, брал на себя чужое убийство»

Содержание людей в местах лишения свободы в Беларуси нуждается в гуманизации, считают правозащитники и предлагают комплекс мер, пишет Naviny.by. Цель — создать условия для снижения рецидивности, которая в Беларуси зашкаливает. 

Система дает сбой

В 2018 году преступления совершили 46 400 человек, из которых 37,1% были ранее судимы. В Беларуси очень высокий уровень рецидивности. Для сравнения — в Скандинавских странах этот показатель составляет 7%.

Председателя Верховного суда Валентин Сукало по итогам встречи с президентом в феврале 2019 года подчеркнул: высокий уровень рецидивной преступности означает, что уголовно-исполнительная система «дает сбой».

Почему так происходит?

Правозащитник Василий Завадский отмечает, что в целом в какой-либо социальной помощи после освобождения нуждаются 84,9% опрошенных осужденных. Люди выходят без денег, без поддержки близких.

В места лишения свободы многие попадают без специальности. Из тех, кто отбывал наказание впервые, у 64% за спиной только средняя школа, среди ранее отбывавших наказание этот показатель еще выше — 77,5%. Более 90% заключенных — моложе 50 лет, а 70% не достигли 40 лет. Только около половины заключенных имели работу до осуждения.

У большинства некрепкие связи с родственниками — треть осужденных, у которых живы родители, не поддерживает с ними никаких отношений. Поддерживает тесные отношения с родителями около 59%, с детьми — 47,8%, с братом или сестрой — 38,4%.

Работа за два доллара в месяц

В местах заключения можно получить профессию, большинство осужденных работают, однако существует ряд проблем. Прежде всего, нищенская зарплата. Хотя, как отметил Василий Завадский, формально на предприятиях уголовно-исполнительной системы действуют те же нормы выработки и расценки, что и на обычных.

Официальной статистики по заработной плате заключенных нет. Но Генеральная прокуратура ранее сообщала, что в 2015 году средний заработок осужденных в исправительных колониях составлял около 80 рублей, в учреждениях открытого типа — 380 рублей.

Эти данные существенно расходятся с цифрами, озвученными самими заключенными.

Например, правозащитник, бывший политзаключенный Алесь Беляцкий публиковал справку о заработной плате, согласно которой он в 2013 году зарабатывал около 9 долларов в месяц в эквиваленте, а после удержаний получал на лицевой счет 1,5-2 доллара.

Как отмечается в специальном исследовании, проведенном в 2017 году Центром социальных и экономических исследований CASE Belarus, часто происходит «размывание» норм и фонда зарплаты в целом.

К примеру, в колонии № 14 в Новосадах для рентабельной работы производства достаточно 500 рабочих, но содержится в ИК-14 до двух тысяч человек — и всем надо найти работу.

Две сотни жалоб… в стол начальника

Бывший заключенный 37-летний Денис Барсуков из Речицы рассказал Naviny.by свою историю. Первый раз он отбывал наказание, как он говорит, «по малолетке», второй раз — за умышленное причинение тяжкого телесного повреждения с 2011 по 2017 год.

«В 2012 году меня завербовали и перевезли в ИК № 12. Там были нужны здоровые работники, чтобы содержать колонию», — говорит Барсуков.

ИК-12 — колония для содержания и лечения осужденных, больных активной формой туберкулеза. Специализируется на выпуске продукции металлообработки, деревообработки и швейного производства. Барсуков работал слесарем:

«Мне обещали нормальную зарплату, но, попав в ИК-12, я понял, что им нужны рабы. За содержание высчитывали около ста рублей, в результате два года я работал за две пачки сигарет в месяц. На большее не хватало. По правилам, больные и здоровые не должны пересекаться, но на практике это не так. При мне было, что заталкивали в ШИЗО сразу после больного туберкулезом без обработки помещения».

Как рассказал Денис Барсуков, он начал писать жалобы, чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию: «Я писал, что получаю зарплату очень маленькую и требовал создать мне условия, при которых я бы не пересекался с больными туберкулезом. Я написал 200 жалоб, ни одна не вышла из ИК-12».

Чтобы его перевели в другую колонию, Денис Барсуков, по его словам, резал вены, а также взял на себя чужое убийство: «У меня было стопроцентное алиби, но пока меня не вывезли оттуда, я настаивал, что убил я».

Уголовный кодекс устарел

Такая атмосфера в местах лишения свободы не способствует исправлению заключенных, утверждают эксперты. Чтобы изменить ситуацию, для начала надо менять Уголовный кодекс.

Юрист Владимир Букштынов говорит, что белорусский УК не избавился от репрессивного налета советского УК. По мнению эксперта, как минимум необходимы изменения в ст. 75 «Правила зачета сроков содержания под стражей и домашнего ареста».

Срок содержания под стражей и срок домашнего ареста засчитываются судом в срок наказания — один день содержания под стражей и два дня домашнего ареста соответствуют одному дню ареста или лишения свободы. Это несправедливо, считает эксперт:

«Условия содержания в СИЗО намного суровее, чем в некоторых исправительных колониях, особенно в условиях поселения или общего режима, и по некоторым оценкам могут быть приравнены к отбытию наказания в условиях усиленного, строгого и даже тюремного режимов.

Заключенные в СИЗО круглосуточно содержатся в закрытых камерах, лишены возможности заниматься какой-либо трудовой деятельностью, имеют право только на одну прогулку в день продолжительностью два-три часа. Свидания с родственниками предоставляются исключительно по усмотрению следователя или суда.

В камерах нередко содержится в полтора, а порой и в два раза больше людей, чем положено по регламенту, в связи с чем заключенные часто вынуждены спать по очереди».

В подобных условиях находящиеся под следствием могут содержаться годами. Например, один из обвиняемых в получении взятки и в злоупотреблении служебными полномочиями, пока шло следствие, а затем суды на всех уровнях, в общей сложности провел в СИЗО Гомеля шесть лет.

Еще один громкий пример последнего времени — дело главного инженера МЗКТ Андрея Головача, который провел в СИЗО 50 месяцев, а судом был оправдан.

Самый известный в Беларуси следственный изолятор — № 1 на улице Володарского в Минске — занимает построенное еще в начале ХIХ века здание Пищаловского замка и «в настоящее время находится в убогом состоянии».

«СИЗО Гродно находится в одном из корпусов монастыря иезуитов  XVIII века, в подобных неприспособленных помещениях находятся и другие СИЗО страны», — отметил Букштынов.

«При таких обстоятельствах зачет одного дня содержания в СИЗО за один день лишения свободы вполне может быть справедливым при осуждении лица к лишению свободы, например, в условиях строго или особого режима, однако едва ли будет справедливым при осуждении к лишению с свободы в условиях поселения или общего режима», — считает юрист.

Также предлагается внести изменения в систему условно-досрочного освобождения от наказания, распространив ее на всех заключенных. Пока же получается, что осужденный за убийство на 25 лет имеет право выйти по УДО, а осужденный пожизненно — нет.

Такого права нет и у осужденных по ст. 174 УК (уклонение родителей от содержания детей либо от возмещения расходов, затраченных государством на содержание детей).

Согласно указу президента, с мая этого года лишились права на УДО и осужденные за коррупцию.

«Указанная правовая норма является откровенно дискриминационной, так как находится в противоречии со статьей 22 Конституции, согласно которой все равны перед законом и имеют право без всякой дискриминации на равную защиту прав и законных интересов. Право на УДО должно быть у всех», — уверен Букштынов.

Практика применения УДО сталкивается с рядом проблем, главная из которых то, что ряд условий для него являются субъективными.

«Нет такого аппарата, — говорит юрист, — который бы измерил степень исправления осужденного, что является условием УДО. Это сложное правовое понятие, складывающееся из целого комплекса объективных и субъективных критериев».

КВН в ОНК

Белорусская пенитенциарная система нуждается в действенном, а не показушном общественном контроле.

Сегодня, как отметила юрист Белорусского документационного центра Татьяна Агеева, доступ общественности в колонии и тюрьмы крайне ограничен, причем даже для многих проверяющих из государственных органов и Общественных наблюдательных комиссий (ОНК).

При этом в состав ОНК чаще всего включают представителей не имеющих отношения к правозащите общественных организаций. Вплоть до Клуба веселых и находчивых, отметила Татьяна Агеева.

Исключения: в Могилевской области в состав ОНК вошел представитель Могилевского правозащитного центра Борис Бухель, а в Республиканскую ОНК — председатель Белорусского Хельсинского комитета Олег Гулак.

По словам Агеевой, государством создана система ОНК, состоящая из представителей ГОНГО-организаций. В результате, система исполнения наказаний остается закрытой, там практикуется вседозволенность и безнаказанность сотрудников колоний, повсеместно нарушаются права осужденных.