«На Окрестина нужно было ехать по горячим следам». Правозащитник о безнаказанности и отсутствии дел за насилие
За два месяца Правозащитный центр «Весна» зафиксировал более 500 случаев насилия над людьми, которые попали в изолятор и ЦИП. И ни одного дела в отношении тех, кто бил. В интервью TUT.BY правозащитник Валентин Стефанович рассказал, почему проверка по фактам избиений, по его мнению, ничего не даст, сколько дел завели на митингующих и что может произойти, если не будет дана правовая оценка событиям 9−11 августа.
- Валентин Стефанович. Фото: TUT.BY
— Валентин, сколько человек к вам обратились за помощью после выборов?
— Как только людей стали выпускать из ИВС и ЦИП, мы начали документировать пытки. Делать это надо быстро по разным причинам. Во-первых, со временем сходят следы избиений. Во-вторых, как показывает практика, чем больше времени проходит, тем меньше желающих обратиться за помощью, задокументировать побои. Люди начинают закрываться, для пыток характерна высокая латентность, — рассказывает Валентин Стефанович, заместитель председателя лишенного регистрации правозащитного центра «Весна».
Мы разработали анкету, которую человек мог заполнить сам, прицепить фото и видео побоев. Параллельно с помощью волонтеров записывали видеоинтервью с потерпевшими. Таким образом, у нас получилось собрать информацию более чем о 500 жертвах пыток. Для чего мы это делали? Чтобы быстрее запустить международные механизмы, и самое основное — это важно для истории. Надеюсь, мы увидим те времена, когда те, кто все это совершил, ответят в соответствии с нашим законодательством.
— По таким преступлениям нет срока давности?
— За превышение служебных полномочий — 10 лет. Если это рассматривать как преступление против безопасности человечества, то срока давности нет. Считаю, события 9−11 августа подходят под эту формулировку, мы столкнулись с пытками по политическим мотивам, они были массовыми, системными, политически мотивированными.
— Ваша организация не только же фиксацией насилия занимается, в «Весну» обращаются люди, когда ищут задержанного близкого человека, хотят узнать решение суда, получить юридическую помощь.
— К нам и в наши 17 региональных отделений по всей стране обратились тысячи людей, которым мы оказывали правовую помощь, объемы репрессий настолько велики, что мы одни не справляемся. К оказанию помощи подключены многие юристы, адвокаты, другие организации. Стараемся контролировать, сколько уголовных дел возбуждается, это важная цифра.
«Государство никаких мер по преследованию тех, кто совершал насилие, не применяет. Опасаюсь, что и не примет»
— Есть хоть одно уголовное дело, которое было заведено за применение насилия в изоляторе или ЦИП?
— Нет, нам это неизвестно. Сейчас люди, которых избили, получают письма из СК о продлении проверки в связи с тем, что нет результатов экспертизы. «Весна» настаивает именно на возбуждении уголовных дел, а не проведении доследственной проверки.
— Потому что в рамках уголовного дела у следователя больше возможностей?
— Да, проведение проверки — абсолютно неэффективный способ в установлении виновных, фиксации доказательств. Ряд процессуальных действий возможны только в рамках возбужденного уголовного дела: проведение очных ставок, допрос свидетелей с предупреждением об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. А что такое проверка? Просто опрос сотрудника ОМОНа, который может отказаться от него или сказать неправду.
Время упущено. На Окрестина нужно было ехать по горячим следам, исследовать, фотографировать. Теперь это уже невозможно сделать.
В последнее время мы видим девальвацию того, что произошло, в государственных СМИ, слышим это от должностных лиц. Мол, ничего не было, нас троллят синяками. Государство никаких мер по преследованию тех, кто совершал эти преступления, не применяет. Опасаюсь выглядеть пессимистом, но и не примет.
— Изначально людям, которые написали заявления после применения к ним насилия, говорили: проверка будет длиться два месяца. Сколько ее еще могут продлевать?
— Срок проверки может быть до трех месяцев, но при этом в него не включается время, в течение которого она была приостановлена. Например, в связи с проведением экспертизы, ожидания ее результатов. Выходит, реальный срок проведения проверок может быть гораздо дольше, чем три месяца. И по результатам проверки должно быть принято решение: возбудить уголовное дело или отказать. Вот это будет интересный момент.
- Валентин Стефанович. Фото: TUT.BY
«В 1999 году над задержанными издевались в автозаках, засовывали дубинки в рот. Все это уже было»
— Сколько уголовных дел в отношении протестующих было возбуждено после выборов?
— По нашей информации, далеко не полной, с мая было возбуждено более 240 уголовных дел. По каким статьям? Массовые беспорядки, сопротивление сотруднику милиции, клевета. Кстати, много дел по клевете (ст. 188 УК), как правило, дело возбуждается за распространение листовок. На них может быть указан человек, который фальсифицировал выборы, или сотрудник милиции, сделавший что-то неправомерное.
Сейчас мы наблюдаем кризис с правами человека, который каждый раз усугубляется.
— Он сравним с тем, который был после Плошчы-2010?
— Нет, этот гораздо серьезнее по разным показателям: массовости, характеру. Там люди вышли только в день выборов, сейчас протесты длятся почти два месяца.
Это тотальный коллапс правовой системы, я бы сказал, что никаких правовых механизмов, инструментов на национальном уровне, которые бы защищали людей от произвола правоохранительных органов, больше нет. Вся система направлена исключительно на репрессии.
— Вы сталкивались с избитыми людьми, которые отказываются от помощи только потому, что не верят в справедливость, возможность доведения дела до суда?
— Да, многие не согласны, чтобы их история стала публичной. Другие, наоборот, хотят привлечь к ответственности тех, кто их бил. Как сообщалось, в СК находятся около 1800 заявлений по телесным повреждениям.
Если честно, все это, имею в виду насилие, появилось не сегодня, я это видел еще в 1999 году. Когда над задержанными издевались в автозаках, засовывали дубинки в рот, заставляли петь «В траве сидел кузнечик», тогда проходила информация об одном изнасиловании. Все это было, только касалось представителей оппозиции, а сейчас коснулось многих.
За мою практику могу вспомнить только одно дело, которое дошло до суда: дело Игоря Птичкина, который погиб в СИЗО № 1. Суд наказал сотрудников изолятора не за насилие, а вынес приговор фельдшеру за «ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей медицинским работником». Достаточно посмотреть на статистику, которую наше государство предоставляло в Комитет против пыток. Их просто не было. Но статистика реально демонстрирует всю ситуацию: по жалобам граждан не возбуждаются уголовные дела, все заканчивается на этапах проверки.
В стране до сих пор не создано никаких механизмов по борьбе с пытками. Нет уполномоченного по правам человека, который бы принимал в офисе в любое время и без предупреждения, правозащитники лишены возможности посещать изоляторы, колонии, ЦИП. Как показали последние события, людей били именно в ЦИП и РУВД. Почти во всех РУВД Минска избивали людей, это хороший вопрос: что начальники сделали, чтобы это предотвратить?
«Закон работает в репрессивных целях»
— «Еврорадио» опубликовало видео, на котором показаны последние минуты жизни Александра Тарайковского. Последовала ли какая-то реакция правоохранительных органов?
— Никакой, нам неизвестно, чтобы было возбуждено уголовное дело по факту убийства. На видео четко заметно: Тарайковский поднимал руки, показывал, что у него ничего нет, не оказывал сопротивления, и сотрудники милиции могли его задержать, но без применения спецсредств и оружия. Тем не менее выстрел был произведен.
Не последовало реакции и по другим случаям гибели: Александра Вихора и Геннадия Шутова.
— Как так получается: если митингующий толкнул человека в штатском, уголовное дело возбуждается сразу же. Но если сотрудник правоохранительных органов применил насилие, проводится проверка, чтобы принять какое-то решение, нужно дождаться экспертизы. Закон работает в одну сторону?
— Закон работает в репрессивных целях. Сотрудник милиции дополнительно защищен, потому что осуществляет функции по охране общественного порядка. Но у нас другая ситуация: люди реализуют свободу мирных собраний — и она не должна прекращаться насильственно. Это четко видно на женских маршах. Разве женщины представляли угрозу национальной безопасности или посягали на жизнь и здоровье других людей? Чем тогда вызваны их жестокие задержания?
— Сейчас активно начинают судить за акции тех, кого отпустили из изолятора и ЦИП после 12 августа. Почему?
— Тогда было много задержанных, протоколы составлять не успевали, людей было столько, что не знали, куда их девать. Вывозили в ЛТП недалеко от Слуцка, Жодино. Кстати, сейчас мы наблюдаем похожую картину: задержанных увозят в ИВС в Барановичах. Тогда из-за перегруженной системы людей просто выпустили, а раз для привлечения к ответственности есть два месяца, видимо, решили этим воспользоваться.
Это еще не самое страшное. Есть информация, что в отношении тех, кто получил ранения во время мирной акции, возбуждают уголовные дела за массовые беспорядки. Те силовые разгоны, которые мы видели, были непропорциональны и незаконны даже в соответствии с нашим законодательством. В Законе «Об органах внутренних дел» очень четко описано, при каких условиях и как применяется оружие — его нельзя применять в условиях толпы, в отношении женщин и несовершеннолетних. За исключением случаев вооруженного нападения на сотрудника милиции и групповых нападений.
— Можно ли сказать, что сегодня насилие в отношении протестующих закончилось?
— Нет, на днях к нам обратилась женщина, ее несовершеннолетнего сына избили при задержании, а потом в автозаке. Мы уже написали заявление в Следственный комитет, а семью стали проверять органы опеки. Да, такие факты не носят массовый характер, но насилие полностью не исчезло.
- Валентин Стефанович. Фото: TUT.BY
«Анонимность позволяет делать многие вещи»
Валентин Стефанович подробно рассказывает, как сейчас задействуют международные механизмы. К сожалению, их не так много, потому что Беларусь не является членом Совета Европы. Кроме того, наша страна не ратифицировала факультативный протокол конвенции против пыток. Что это значит? Граждане Беларуси не могут обращаться с индивидуальными заявлениями в комитет по пыткам.
— Но есть статья 20 конвенции, которая говорит: если пытки носят системный и массовый характер, то может быть проведено расследование. Большой минус — это непубличный механизм, если государство против отчета, его не публикуют. Тем не менее Хельсинкский комитет по правам человека и «Весна» обратились в Комитет против пыток в интересах 40 человек и попросили эту процедуру начать, — добавляет правозащитник. — Также белорусскими и международными правозащитными организациями были задействованы и другие международные механизмы: прошли специальные слушания по ситуации с правами человека на сессии Совета по правам человека ООН, а я выступил на тему пыток и жестокого обращения в Совете безопасности ООН.
— Раз наша страна не подписала основные международные документы, то, по сути, человек может рассчитывать только на белорусский суд?
— Если мы говорим о конкретном уголовном преследовании тех, кто совершил преступление, тогда да. Это прерогатива следственных органов, СК и прокуратуры. С удивлением читал выступление заместителя генерального прокурора перед студентами о том, что возбуждение уголовных дел в отношении должностных лиц относится исключительно к компетенции СК. Уже несколько лет это компетенция и прокуратуры.
Есть еще такое понятие, как «применение универсальной юрисдикции». Когда уголовные дела возбуждаются в других государствах, вне зависимости от территории преступления и того, кем они совершены: гражданами этой страны или иностранцами. Ряд европейских стран практикуют универсальную юрисдикцию. Кстати, по статье «преступление против человечности» в нашем Уголовном кодексе заложена универсальная юрисдикция. Теоретически Беларусь может расследовать дела, которые были совершены в другой стране.
Преследование может быть начато, если потенциальный подозреваемый будет находиться на территории той страны, которая расследует дело. Но есть большое препятствие, учитывая, что многие из потенциальных подозреваемых внесены в базу невыездных.
— Через суды и задержания за лето-осень прошли более 12 тысяч человек. Что это значит для страны?
— Масштабы репрессий этого года беспрецедентны, а действия спецслужб носят вызывающий характер. Теперь человека могут украсть, надеть на голову мешок, угрожать и выдворить из страны. Это возвращение к старой советской практике, когда так избавлялись от диссидентов в 70−80-х годах.
Очень печально, что Беларусь возвращается к наихудшим практикам. Взять то же заявление Генпрокуратуры об изъятии детей у родителей, которые ходят на акции. При этом прокуратура ссылается на международные стандарты. Мне бы хотелось знать на какие.
Задача власти — сбить протест. И, возможно, такими жесткими действиями это получится сделать, но общество уже другое. Люди затаят злость, обиду, насилие порождает только это. И мы это уже видим: кто-то разрисовывает машины сотрудникам милиции, подъезды, где они живут. Вместо того чтобы предотвращать такие вещи, власть и государство делает обратное. Боюсь, все это примет опасные формы. Одна из них — самосуд. Человек, который не нашел никакой защиты, многое может сделать.
— Вы говорили, многое уже было, просто люди это забыли. А суды, где выступают люди в балаклавах с измененными данными, это тоже из прошлого?
— Это новшество нашего времени. Сотрудники милиции не хотят персонификации. Когда сотрудники ОМОНа в первые дни избивали задержанных, то очень болезненно реагировали, если на них смотрели. Анонимность позволяет делать многие вещи. В августе людей судили прямо в ЦИП, они были избиты, неужели судья, принимая решение, думал, что вершит правосудие?
Не верю, что в ближайшее время кого-то удастся привлечь к ответственности. Режим опирается на силовой блок. Как его будут наказывать, если они «красавцы»? Но фиксировать все нарушения и преступления надо, придут времена, и те, кто должен за это ответить, — ответит.
Важно помнить: обязательства есть не только у нас перед государством, но и у государства перед нами. А среди них — расследование всех случаев насилия.
