Политзаключенный по "делу хороводов": Семь недель провел в подвальной камере без солнечного света
В конце января брестские суды начали рассматривать одно из самых массовых «политических дел» в истории Беларуси — "дело хороводов". Через месяц после выборов, 13 сентября, на марше героев в Бресте на пересечении бульвара Космонавтов и проспекта Машерова протестующие водили хоровод, пели и танцевали. Тогда для разгона около тысячи участников акции впервые был применен водомет, а потом возбудили уголовное дело по ч. 1 ст. 342 Уголовного кодекса. Количество обвиняемых "дела хороводов" подбирается под сотню: по этому делу задерживают и сейчас. Суды проходят в конвейерном порядке — судят "партиями". 3 июня осудили уже пятую "десятку", фигурантами которой выступали, в том числе, три политзаключенных. Двоих — Радиона Медушевского и Игоря Винокурова — после 2,5 и 3 месяцев в СИЗО соотвественно отпустили на свободу, наказав их 1,5 годами "домашней химии". Еще одного политзаключенного — Александра Храпко — отправили на год в колонию. "Весна" поговорила с освобожденным в зале суда Радионом о его преследовании по "делу хороводов", сокамерниках и условиях содержания в СИЗО-7, о солидарности и давлении, о желтых и красных метках политзаключенных.
- Радион Медушевский. Фото из личного архива
На лавку подсудимых по "делу хороводов" попали уже 71 человек. В основном, в отношении фигурантов этого дела применяется мера пресечения в виде подписки о невыезде. Но, при этом, уже около десятка людей, которые преследуются властями за участие в брестском хороводе 13 сентября, попали в СИЗО-7. 23-летний Радион Медушевский — один из них. Парень попал за решетку 16 марта, правозащитники признали его политзаключенным. Радион рассказывает о том, как оказался в следственном изоляторе на 2,5 месяца и что ему пришлось пережить в это время.
"Скажу только, что меня не били"
"Я узнал про возбуждение уголовного дела, когда ко мне домой приехали из уголовного розыска. Два человека постучались, показали удостоверение и сказали, что приехали за мной. Мне сообщили, что я был "где-то там, где мне быть не стоило". Я оделся и меня повезли в Московский РОВД Бреста. Там мне показали мои фотографии с хоровода и, помимо, нашей беседы с человеком, который сидел в кабинете, к нам заходили другие сотрудники и, не разобравшись в том, кто я и по какому здесь вопросу, начали делиться своими соображениями по поводу того, как стоило бы поступить со всеми протестующими… В общем, разговор с ними оставил у меня яркие впечатления, но так как любая нелестная информация о сотрудниках силовых структур или правоохранительных органов может быть использована для возбуждения уголовного дела против меня, то мне сказать особо и нечего. Скажу только, что меня не били.
"Адвокат сказал, что меня могут посадить на трое суток, если я не стану давать показания"
Потом меня повезли в Следственный комитет и постоянно намекали, что, если не буду давать показания, то меня посадят в ИВС. Следователь в двух словах объяснил расклад и позвал другого следователя. Он спросил меня, что произошло и что я делал на этих фото и видео [события 13 сентября в Бресте]. Я кратко рассказал. Потом он спросил, нужен ли мне адвокат для дачи показаний. Я сказал, что нужен, и мне вызвали адвоката. Адвокат сказал, что я могу вообще ничего не говорить, но меня могут посадить на трое суток, если я не стану давать показания. Я подумал, что иногда стоит пойти на такие жертвы, чтобы не наговорить лишнего. Я решил не давать показания и заявил, что не признаю вину. И меня просто отпустили домой, дав подписать подписку о невыезде. После этого я два месяца ходил под подпиской на свободе.
"Я был уверен, что меня не задержат, но на всякий случай взял зубную щётку"
Где-то 13 марта мне позвонил следователь и сказал, чтобы 16 марта к двум часам дня я подъехал к нему. Я спросил в чем дело, но он меня заверил, что просто нужно поговорить и ещё разок допросят меня. Я знал, что второй допрос будет при предъявлении обвинения, поэтому я понял, что меня переведут из статуса подозреваемого в статус обвиняемого. Ещё я знал, что в СИЗО сидит Данил Чемоданов из третей «десятки», но думал, что он там сидит как гражданин России, и что его посадили, чтобы он не сбежал. Я был уверен, что меня не задержат, но на всякий случай взял зубную щётку.
От следователя в СИЗО повезли в "стакане" автозака
Я приехал, у меня забрали паспорт и упаковали. Затем выставили обвинение и дали документ о смене меры пресечения на заключение под стражу. Спросили буду ли я давать показания и признаю ли я вину, я сказал что нет и нет. Где-то час я провел в кабинете следователя, потом пришел конвой, одели на меня наручники и повели в автозак, где я ещё где-то час просидел, пока они ждали ещё одного "хороводника" Александра Храпко. Где-то через час его привели, он сел в соседний "стакан" в автозаке и нас повезли в СИЗО. При этом, нам включили песню "Саня останется с нами".
Два с половиной месяца 23-летний Радион провел в брестском следственном изоляторе. Он рассказывает, какие были условия содержания в камере, про тюремный быт, своих сокамерников и как прошло его время.
- Радион Медушевский (третий слева) с близкими возле суда. Фото из личного архива
Семь недель провел в подвале без солнечного света
"В одной камере СИЗО сразу нас было девять человек, потом меня перевели в другую, где нас было шесть, а потом меня снова перевели и нас стало семь. Условия были разные — в зависимости от камеры. Я только три недели провел в камере, где есть окно и солнечный свет. Остальное время меня удерживали в подвале, где солнца вообще не видел. Во время прогулок видел его только через решетку. На прогулке был где-то по 15-30 минут в день. Я сидел в двух подвальных камерах. В одной из них, если сесть на корточки рядом с окном, которое упирается в стену какого-то коридора, то можно увидеть кусочек неба и узнать, какая погода и светло ли на улице. А в другой [камере] тоже можно было подойти в плотную к такому же окну, присесть пониже и увидеть совсем маленький кусочек неба.
Подъем у нас был в 6 утра под громкий гимн Беларуси, а отбой — в 22.00. В каждой камере есть лавочки и стол. Сидеть можно только на лавочке, на наре сидеть нельзя.
"Каждый раз при утренних и вечерних обходах корпусного [сотрудника СИЗО] мы должны были ему, а главное себе, повторять "склонный к экстремистской и иной деструктивной деятельности"
Всех, кто сидит по политической статье, помечали жёлтой табличкой на наре с надписью "склонный к экстремистской и иной деструктивной деятельности". Эта табличка представляет собой просто прямоугольную досочку с наклеенной надписью на жёлтом фоне. Все эти люди сидят либо по статье 293, либо по 342 Уголовного кодекса. Каждый раз при утренних и вечерних обходах корпусного [сотрудника СИЗО] мы должны были ему, а главное себе, повторять "склонный к экстремистской и иной деструктивной деятельности". Лично я это считаю оскорблением. Со слов сотрудника СИЗО, этот профучет мотивирован исключительно статьёй.
Красной табличкой помечали всех пинских [фигурантов уголовного дела за массовые беспорядки в Пинске], насколько я знаю. Я сидел с одним парнем из Пинска — Сергеем Леженко. У него была не жёлтая, а красная табличка, что означает "склонен к нападению на администрацию и захвату заложников" или как-то так. Те, кто с красной табличкой, ходят на прогулку всегда в наручниках. Также им надевают наручники перед обходом.
Сотрудник СИЗО говорил, что педофил сидит в хорошей камере, потому что он "не сделал ничего плохого государству"
Отношение ко мне было разным у разных людей, которые там работают. Одни понимают, что это откровенный цирк, и что почти всем политическим тут вообще не место, а другие считали нас "дурачками и фанатами Тихановской".
Один сокамерник спросил у сотрудника СИЗО, почему педофил сидит в хорошей камере с окном, а мы сидим в подвале, на что он ответил, что "ну педофил ведь не сделал ничего плохого государству".
"Такое ощущение, что половина людей в СИЗО — это политические"
Сидел в основном с политическими. Такое ощущение, что половина людей в СИЗО — это политические. Я сидел с ребятами, которые проходят по "политическим" статьям: Данилом Чемодановым, Виктором Пантелеевым, Мареком Серадзе, Сергеем Леженко, Вадимом Чепелевичем, Артуром Амировым, Константином Свидоновичем, Дмитрием Буневичем, Марком Антоновым, Львом Телипко, Максимом Зиневичем, Симоном Канцевичем, Ильей Мигно, Яковом Шафаренко. Это только политические.
"Моей ложкой была большая чёрная расчёска"
Ребята в камере часто рисовали. Некоторые просили меня рисовать портреты их жён, потому что я закончил художественную школу и умею кое-как рисовать портреты. Ну я и рисовал, потому что делать было нечего. А они отправляли эти портреты вместе с письмами в конвертах. За это мне заказывали в местном магазине угощения.
Вилки и ложки нам давали только на время приёма пищи. В остальное время все пользовались чем попало. Кто-то делал ложки из плавленой шариковой ручки (уже без стержня), а моей ложкой была большая чёрная расчёска, которую мне отправили передачкой родные в первую неделю. Ей мне так и не довелось попользоваться по назначению. Я решил состричь свои длинные волосы во избежание возможных недоразумений со стороны некоторых сокамерников и сотрудников СИЗО.
Некоторые в СИЗО прочитали по 60-70 книг
В СИЗО есть библиотека. Туда мы писали заявления на определённые книги или книги определённых авторов. Но сами заключённые к библиотеки прямого доступа, разумеется, не имеют. Можно только заказывать книги через заявления. Лично я прочитал штук девять разных книг в СИЗО, но видел людей, которые прочитали по 60-70 книг пока сидят там.
Столовой в СИЗО тоже нет. Нам просто в определённое время просовывают еду через "кормушку" (окошко в дверях), а после еды мы просто сдаём посуду обратно. Никуда выходить из камеры нельзя, только на прогулку под надзором сотрудника СИЗО. Когда тебя куда-то вызывают, например, к врачу, адвокату, то тоже под надзором сотрудника, вернее, под конвоем, но без наручников в моем случае.
"Медушевский, 342 статья, склонен к экстремизму"
- Радион Медушевский. Фото из личного архива
На утреннем и вечернем обходах дежурный по камере должен назвать количество людей в камере, номер камеры, свое имя фамилию отчество, год рождения и статью. То же самое, только еще и назвать то, что стоишь на учете, должны по очереди говорить все, кто состоит на профучете. Но профучеников в СИЗО так много, что от нас требовалось только сказать: "Медушевский, 342 статья, склонен к экстремизму". Но на подвале мы старались растянуть этот момент, потому что во время обхода открывается дверь и к нам заходит воздух. Это был наш способ проветрить камеру, и поэтому мы старались говорить как можно более полно и медленно. Звучало всё примерно следующим образом:
"Камера такая-то, в камере столько-то человек, дежурный по камере (например) Медушевский Радион Владимирович, 25.11.1997 года рождения от рождества христова, статья 342 часть 1 уголовного кодекса Республики Беларусь, срок неизвестен, образование высшее, холост, состою на профилактическом учёте как "склонный к экстремизму и иной деструктивной деятельности".
И так по кругу шесть человек. Иногда это растягивалось на минуту. И в таком случае целую минуту вся прокуренная камера, в которой курили все, кроме меня, проветривалась.
Нельзя шнурки, но можно кипятильник,
нельзя вилку, но можно станок с лезвием
В СИЗО нельзя иметь шнурки, потому что на них можно повеситься. Но можно иметь кипятильники, в том числе и с длинным проводом. Видимо, на них нельзя повеситься. Нельзя иметь свою ложку или (о, Господи!) вилку, но можно иметь станок для бритья с лезвием.
"Нам постоянно говорили, что мы теперь позор для своих семей"
По рассказам сокамерников (из разных камер и незнакомых друг с другом), до Нового года они получали минимум 1-2 письма от поддержки (от новых людей) каждую неделю, но после нового года всё резко прекратилось. Остались только переписки с теми из поддержки, с кем уже завязалось хоть какое-то общение. От новых людей всё поступать прекратило. Но каждый новый политический, которого садят в СИЗО, недели через три получает передачу "бандеролью" от поддержки. Мне в тот же день пришло ещё три письма поддержки, но больше я таких писем не получал. У остальных людей похожая ситуация: очень редко получают письма поддержки.
Но сейчас я уже от трех людей получил поздравления в социальных сетях, которые пишут мне, что отправляли письма, но я их не получал. Сотрудники изолятора постоянно говорят нам, что мы никогда не устроимся на нормальную работу, что все в стране теперь довольны, потому что нету нигде митингов, что мы теперь позор для своих семей и т.д. Я думаю, что они эти письма уничтожают, чтобы мы не чувствовали поддержки".
Процесс над пятой "партией" по "делу хороводов" занял несколько заседаний. Всех было 13 обвиняемых, три из которых были под стражей. Радион рассказал, с какими мыслями он "шел" на процесс и как воспринимал суд из "аквариума".
Еще 13 обвиняемых. В Бресте начали судить пятую "партию" по "делу хороводов"
"Он, наверное, не хотел верить, что по политическим статьям дают ровно столько, сколько запрашивает прокурор"
"Я "шёл" на суд, как на праздник, потому что наконец была надежда, что меня освободят. Я знал, что нет предпосылок думать, что мне дадут колонию, но старался слишком сильно себя не обнадёживать, потому что и предпосылок, что меня посадят в СИЗО, я раньше тоже не видел.
Я не знаю точно, почему посадили именно меня, но я думаю из-за того, что я отказался давать показания и не признавал вину в ходе следствия. Думаю, Храпко [политзаключенного Александра Храпко осудили на один год колонии] посадили, потому что у него была не погашена судимость и его сразу собирались отправлять на лагерь, а у Винокурова [политзаключенный, которого также осудили на 1,5 года «домашней химии»] были отягчающие обстоятельства. Но это только моё мнение, знать точно я, разумеется, не могу. С ними я не сидел, только ездил на суды и все. Вели себя они очень спокойно, но Храпко до последнего надеялся, что его отпустят. Он, наверное, не знал или не хотел верить, что по политическим статьям дают ровно столько, сколько запрашивает прокурор".
"Не ожидал, как много людей меня поддерживает"
Теперь Радион после 2,5-месячного заключения снова возвращается в привычный ранее ему жизненный ритм:
"Сейчас думаю, оставаясь на прежней работе — продавцом сантехники — освоить какую-нибудь интернет-профессию, например, 3D-дизайнера. После того как вышел на свободу, я почувствовал сразу к себе много внимания. Все меня поздравляют и зовут отпраздновать с ними. Даже не ожидал, как много людей меня поддерживает".
