Врач из Беларуси: «Я осталась без дома, работы, близких. Но не жалею ни о чем»

Свою историю о том, как потерять все, что у тебя было — дом, работу, оставить близких, бежать из родной страны и начать в чужой с нуля — рассказала «Весне» врач Светлана.

Правозащитный центр «Весна» и Международная платформа для Беларуси по привлечению к ответственности виновных продолжают кампанию по документированию.

«Я работала в медицинском центре гинекологом-акушером. В декабре 2020-го меня вызвала к себе в кабинет заведующая, намекнув, что за мной приехала милиция.

Там меня ждали двое мужчин, они не представились (позже узнала, что это были майор и подполковник из СК). Сказали, что мне нужно проехать вместе с ними домой. Посадили в машину, все было корректно, привезли домой, и провели обыск. 

Он шел долго. Не знаю, что они хотели найти, изъяли 2 системных блока — мужа и сына (сын в это время был в армии, на срочной службе), 2 планшета, 2 мобильных телефона.

Зашли к мужу в комнату, он у меня инвалид-спинальник — уже 18 лет, лежачий. Его допросили. Муж раньше работал судебным медиком — разговаривать с сотрудниками умеет. А у меня это был мой первый контакт с милицией. Я ничего не знала: что мне должны предъявить, как это должно происходить по закону…

Мне показали скриншот с одного из Telegram-каналов, объявленного сейчас экстремистским. Там под фото гаишника из Брестской области было написано «мрази». Сказали, что за это я привлекаюсь, хотя, кем и откуда писался этот комментарий — до сих пор никто не выяснил.

На следующий день меня вызвала к себе главврач, поддержала меня, мне разрешили работать дальше. И я работала до лета. 

Главврача сняли с должности (перед уходом она продлила мне на год контракт), не дали ей защитить докторскую. И потом нигде не брали на работу. У нас полностью сменилось руководство, пришел новый главврач, друг Караника».

«Или на работу приедет машина, и ОМОН меня заберет, или ко мне домой придут»

«В июне позвонили из милиции. Сказали, что требуется новый обыск — его уже проводили новые люди. Сын уже вернулся из армии — у него изъяли 2 телефона. Забегая вперед: сына позже сократили с работы — связано ли это со мной, не знаю.

В июле меня вызвал новый главврач. Сказал, что милиция не может меня найти. Я удивилась: живу в Минске, работаю каждый день, без выходных-проходных, никуда не выезжала, даже в свой отпуск. И меня найти не могут?

Главврач ответил, что или на работу приедет машина, и ОМОН меня заберет, или ко мне домой придут. Я спросила, что мне делать, увольняться? Сказал:

— Вы свободны.

Я пошла в отдел кадров. Там были против увольнения. Я работала на платном приёме, мы сдавали очень большие кассы. Решили, что да, возьму отпуск за свой счет.

В понедельник меня снова вызвал главврач, показал повестку в Каменец. Оказалось, что с лета я невыездная, хотя мне об этом никто не сообщал. 

Я купила билет в Каменец, но потом меня предупредили, что дадут срок, и лучше уехать… В конце июля я перешла границу. Какое-то время была в одной стране, потом в другой».

Фото: sntch.com

«Говорили, что если я не вернусь, то меня экстрадируют»

«А в Беларуси началось страшное давление на родных. Постоянно «ломились» в двери моей квартиры: сын — на учебе, работе, муж открыть не может, он лежачий. Постоянно звонили сыну, говорили, чтобы я вернулась, и мне будет 3 года «химии», а если я не вернусь, меня в любом случае экстрадируют, и тогда уже будет серьезный срок. И что я нахожусь в международном розыске, оказывается. Может, просто запугивали, не знаю.

Терроризировали мою маму. Она живет отдельно. Ей 80 лет, она кандидат медицинских наук, уважаемый человек.

Летом мама жила на даче. Сотрудники ходили по квартирам соседей, терзали их. Соседи звонили маме: что ее разыскивают люди бандитской внешности (они были в гражданском, не представлялись), говорят, что если мама не приедет, то выломают двери. 

Мама в ужасе примчалась в Минск бегом, галопом понеслась в прокуратуру, там с ней корректно поговорили. Сказали, что назначат обыск у нее в квартире. В итоге, изъяли телефоны.

В мою квартиру постоянно заходил участковый, вежливо интересовался, появилась ли я или нет. Морально было очень тяжело.

Когда к маме в очередной раз приехали следователи из Каменца, она не выдержала, позвонила мне по вайберу, и попросила с ними поговорить. Я объяснила, что не вернусь, пока ситуация в стране не изменится. И попросила перестать давить на моих родных. 

Они, видимо, проследили, кому я чаще всего звонила в Беларуси: маме и тете. И взялись за тетю. Ей 91 год (плачет), она живет одна в другом городе. Сотрудники милиции позвонили ей и стали угрожать, что изымут у нее телефон, и все остальное. У нее телефон и так какая-то старая «балалайка». Такая атака шла на родных»!

«Я не чувствую себя виноватой ни в чем»

«Скажу откровенно, я не чувствую себя виноватой ни в чем. Всю жизнь была совершенно аполитичным человеком. 9 августа 2020-го я просто пошла проголосовать. Сходили и с мамой на ее участок.

Видели множественные нарушения. Сын мой был в это время в армии, в другом городе. Их там всех заставили проголосовать досрочно, приезжал какой-то офицер, спрашивал, кто за кого будет голосовать.  

Но когда я пришла голосовать, увидела в списках фамилию сына. Подошла к председателю: как такое может быть? Попросила вычеркнуть сына. Вальяжный председатель комиссии ответил, что не имеет права марать ведомость. Так и не вычеркнули. 

Я проголосовала и пошла домой. А вечером увидела всю эту войну, которая началась на Стеле. Это был кошмар! Утром пошла на работу. Пришла с работы. И меня что-то двинуло… Не знаю, почему, может, потому что я врач. Моя миссия — оказывать помощь.

Я поехала в одну из больниц, в приемный покой. Зашла к дежурному доктору, представилась. Сказала, что хочу увидеть все своими глазами. Он ответил, что они готовятся к вечеру, ждут новую партию раненых, избитых.

Сказал, что всех, кто был с огнестрелами, перевели в военный госпиталь. А в БСМП в комбустиологию (ожоговую медицину. Прим. авт.) мне ехать далеко, да и мало вероятно, что туда пустят. 

И я поехала в 6-ю клинику, в «травму». То, что я увидела… (плачет). Этих молодых людей… С утра пришли следователи, забрали у них одежду. Раздетые, избитые, со страшными ранениями. Невозможно было на это смотреть. После этого я стала выходить на воскресные марши».

Фото: sntch.com

«Как можно было обо всем этом молчать?»

«Я хорошо зарабатывала, и помогала людям, адресно — кто нуждался. Мы с соседкой мы ездили на Окрестина, возили вещи (плачет). Тяжело это вспоминать.

Выходили и просто участвовали акциях. Задержана я ни разу не была. Да, убегали, прятались, помню, как нас во время страшного осеннего марша поливали из водометов. Давали интервью на женском марше — как можно было об всем этом молчать? 

У меня была хорошая работа, которая мне нравилась, благодарные пациенты, квартира, семья, близкие люди рядом. А сейчас я бомж, без друзей, без работы, без дома. Мама спросила меня: жалею ли я, что ввязалась, и так все случилось? Ни на минуту!

Не смогу забыть, как везла мальчика, которому срезали на Окрестина дреды вместе с кожей. А Окрестина? Это же ад на земле. Люди, творившие это, должны быть наказаны по закону. Поэтому и рассказываю свою историю. 

На границе я провела около 6 часов. Приезжали какие-то люди, расспрашивали, почему я выходила на улицы. Из-за насилия в моей стране. Ради нашей молодежи. Вместе со мной границу пересекали молодые ребята — и эти совершенно незнакомые люди потом помогали мне на новом месте (плачет). 

Потом я тяжело переболела ковидом. Он подкрался очень кстати. Дал мне сильную встряску. Я поняла, что надо жить, надо бороться».